Страница 83 из 148
Командир Стивенсон пожелал удачи экипажу. Он был как всегда сдержан и не сказал ни одного лишнего слова.
Корабль погрузился в тяжелую тишину.
Молчанов закрыл глаза и сжал руку Наки. Почему—то он вспомнил о карцикулах, которые остались в лаборатории. Ему стало невыносимо жалко погибшие экземпляры. В любом случае, лучше уж его жизнь. Нужно думать о себе, а об этом он вспоминал последнее время все реже. Слишком много осталось нерешенных дел, слишком много...
Внезапно заиграла громкая музыка. Молчанов вздрогнул. Через мелодичный звон электрогитары, солист голосом молодого командира Стивенсона пел о хрюшках на молочной ферме, которые всегда слишком голодны. Затем хором вся группа хрюкала в микрофон, попрошайничая лакомые остатки индейки с праздничного стола у хозяйки миссис Пибблз с дряхлой, как желе задницей.
Молчанов расхохотался. Смеялись доктор Пател и Стивенсон. Смех усиливался микрофонами, затем вновь попадал в колонки и снова усиливался. Казалось, что смеется целый стадион.
“Не смог удержаться. Хрю—Хрю, миссис Пиблз”, — проговорил Покровский.
Корабль еще громче взорвался смехом.
“Ну все, достаточно. Теперь можно начинать”, — сказал Стивенсон, когда все затихли.
“Приступаю к запуску”, — сказал Покровский.
Нака пошевелила рукой. Молчанов решил, что ему почудилось, но затем движение повторилось. Ее пульс начал расти, дернулись лицевые мышцы, зашевелились губы.
— Нака! Ты слышишь меня?
Она открыла слипшиеся глаза, затем закрыла, потом снова открыла и застонала.
— Я здесь, не бойся, — сказал Молчанов, поглаживая ее по голове.
Она что—то шептала. Молчанов приблизился. Она говорила на японском.
— Я не понимаю. Это я, Андрей.
Ее затрясло. Молчанов положил руку ей под голову. Красное пятно пропитало повязку вокруг головы. Он потянулся к шприцу, чтобы ввести ей успокоительное.
— Не делайте... — прошептала она.
— Не делать что?
— Не делайте. Нельзя делать. Нельзя. Нельзя.
В этот момент все вокруг отключилось. Молчанов беспомощно зажал кнопку рации:
— Меня слышит кто—нибудь? Ваня! Командир!
Рация не работала. Только тьма и тишина. Вакуум.
— Боже мой! — воскликнул Молчанов.
Он схватил фонарь, оттолкнулся ногами и пулей полетел к выходу. По пути он кричал имена командира и Покровского. Никто не отзывался. Молчанов бился головой и боками о стены, выступы, сносил приборы. С ором он влетел в реакторный модуль и вдруг ему в лицо вспыхнула яркая вспышка, подул горячий воздух. Молчанов потерял ориентацию. Если бы не Покровский, свативший его за плечи, он бы расшиб голову о стальную поверхность реактора.
В глазах рябило. Покровский хлопнул в ладоши прямо перед его лицом. В голове словно взорвалась бомба.
— Летописец, ты что разорался!
Следом в модуль влетел Стивенсон, за ним доктор Пател.
— Иван, выключи фонарь, — сказал Стивенсон, щурясь.
Покровский отключил фонарь, служащий ему еще и обогревателем. В лицо подул отрезвляющий холодок.
— Андрей, ты слышишь меня? — спросил Стивенсон.
— Нака, она очнулась.
— И что? — возмутился Покровский. — Я готов к запуску.
— Она сказала не делать этого. Сказала нельзя, — Молчанова все еще мучила отдышка.
Покровский посмотрел на Стивенсона выжидающе. Тот задумчиво косился на реактор.
— Пока отбой, — сказал командир Стивенсон. — Хочу с ней поговорить.