Страница 76 из 148
Повсюду летали осколки обшивки. В следующее мгновение рука-манипулятор скользнула над головой доктора Патела. Он успел пригнуться. Рука—манипулятор зацепила его канат, вырвала карабин и утащила доктора за собой.
Ричард Пател летел за взбесившимся гигантом, словно привязанный к руке ребенка воздушный шарик. После очередного круга, доктор Пател ударился о поверхность площадки и прекратил шевелиться.
“Андрей, Ричард, вы слышите? Уходите немедленно!”
— Он схватил его! Схватил доктор!
Молчанов выбрался на площадку и, пригибаясь, старался ухватить канат доктора.
“Я выхожу к вам”
Перед глазами Молчанова вновь появился холодный взгляд Покровского.
— Нет! — заорал Молчанов во весь голос. — Вам нельзя покидать корабль.
Стивенсон что—то говорил. Помехи заглушали его голос.
Неожиданно рука—манипулятор замедлилась, сложилась буквой “Г” и окончательно замерла. Молчанов прополз по площадке и подтянул доктора на себя. Он был без сознания, но жив.
***
Последний раз Макс был на могиле матери год назад. Тогда вокруг стоял густой лес, а теперь только запыленная пустошь, усеянная множеством свежих могил. Те родственники кто не имел возможности купить отдельную могилу для близких выбирали общие. На одиноко стоящих друг от дуга бугорках, возвышались кресты, а иногда и просто столбы с табличками из нескольких десятков имен. Сюда же хоронили и неизвестных, умерших от голода или побоев в прибрежных со Свалками районах. Говорят, на самих Свалках людей хоронят прямо в багажниках старых машин.
Кустовая роза, которую он высадил на могиле доросла до колен. Подсохшие от осенних заморозков бордово—красные цветы, скукожившись, походили на малиновые ягодки.
На могильной фотографии мама выглядит задумчивой. Макс снял это фото в день рождения отца. Уставшая от готовки, она смотрела из окна, в арку из которой обычно появлялся отец. В тот день он остался на работе. Несколько дней они доедали его праздничный ужин. Тогда он хотя бы позвонил, сказал, что не придет, бывало, что он не звонил вовсе. Она все понимала, сама придумывала ему оправдания: «Он слишком занят»; «Зачем ехать так поздно?»; «Он не забыл, это я виновата, что не напомнила». Она всегда сглаживала любой конфликт и старалась помирить всех вокруг. Ради мира в семье она готова была бесконечно жертвовать собой.
Это случилось в день его шестнадцатилетия. До этого отец появлялся дома несколько раз за месяц. Последний раз она нагладила ему рубашки, собрала несколько костюмов, а провожая спросила, когда он вернется, и, как-всегда, не получала ответа. Не приехал он и в день рождения сына. Она сказала что—то духе: “У него много дел”. И ушла в спальню, попросив Макса ее не беспокоить. Врачи сказали, что у нее случился приступ. Возможно она была жива еще какое—то время не в силах произнести ни звука от щемящей в груди боли, вырвавшейся наружу после многих лет складирования и замалчивания.
Стоя у могилы, Макс рассказал об отце, о марсианине, о Маркусе Маккензи и Петровиче. Хотя он точно знал, что бы она ответила, ему не хватало этих слов. В этот раз он не плакал.
После он посетил могилу Петровича. Денег у жены на гранитную плиту не нашлось, обошлись железной табличкой на обтесанном березовом бруске. Великий человек, неоспоримый для Макса авторитет ушел так позорно. И в этом есть вина Макса. Он виноват просто фактом своего существования.
Услышал бы Петрович эти слова так и дал бы Максу пинка под зад. Щупленький старичок, имел бетонный лоб и пробивал им любую преграду. Для него не было ничего более отвратного чем ложь и несправедливость. Он костьми падал, защищая коллег, когда отец порой несправедливо нападал на них. И отец ценил эту храбрость, потому что знал, что она искренняя, без единой нотки фальши и пресмыкания. Петрович не остался бы в стороне, видя, что происходит с Максом. Чем же хуже он? Неужели Макс испугается и предаст память Петровича? Да, он не такой как отец, но одна черта в нем от него все же имеется — железная упертость. Этого Маккензи не учел.
За терминалом Бруно сидел другой человек. Он представился Джеком Монро. Высокий, с широкой спиной он был совершенно не похож на инженера. И не был им. Макс сразу узнал его по голосу. Он был в квартире Макса и спорил с Маккензи.
— Будем знакомы.
Монро пытался менять акцент и тембр голоса. Они пожали руки. Из него еще и хреновый актер.
— У него мать заболела, — предчувствуя вопрос Макса заговорил Монро. — Сел на первый поезд и ших—пых. А ты знал, что они сейчас через тоннель под Атлантикой ездят?
Макс кивнул, не слушая его.
— Введешь меня в курс? — не унимался Монро.
Маккензи подозвал Макса и вручил список заданий. Капелька кетчупа засохшим комочком висела у него на подбородке, запутавшись в щетине. Казалось, что с последней встречи Маккензи поседел.