Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 44 из 148

Он улыбнулся. Она отвернулась, рассматривая детишек, резвящихся на траве.

— Я рад, что ты пришла. Очень.

— Что хотел? — спросила она.

У нее серая кожа на лице. Все заготовленные фразы, будто сдуло ветром.

— Поговорить.

— О чем?

Он придвинулся.

— Свет, я же все объяснил. Извинился.

— Обычно, когда муж бросает жену он не извиняется.

— Я сто раз говорил, что у меня не было выбора, — Он пытался разглядеть ее лицо, но она отворачивалась. — Константин Александрович решил, что кандидаты должны быть не семейными. Все из—за этой страховки.

Она обернулась. Ее рот шевелился, как будто в замедленном темпе.

— Вот же я бездушная тварь. Посмела усомниться в правильности твоего выбора.

— Не говори так.

Она молчала.

— Я все исправлю, — продолжал Молчанов. — Обещаю.

— Тебя теперь ждут миллионы невест.

Ветер усиливался. Молчанов не припомнил, чтобы вносил такие настройки в локацию.

— Это все легенда. Не я ее придумал, ты же знаешь.

— Легенда, — повторила она. — В которой я бросила несчастного мужа. На улице на меня плевки летят. Бегают по пятам какие—то люди, спрашивают какого это мне быть шлюхой.

— Я не хотел, чтобы так случилось. Я бы рад отдать эту славу кому—нибудь другому, но не могу. Я обещаю, заработанных денег хватит, чтобы купить уединенный дом, как мы мечтали. Нужно потерпеть, обоим. Я делаю это ради нас.

Капюшон на ее голове исчез, глаза загорелись красным цветом, кожа напоминала засохший зефир, черные пятна треугольником тянулись от глаз по щекам и к шее — на ней была виртуальная маска ведьмы.





— Тогда выйди в эфир, скажи это всем. О том, как тебя, несчастного, заставили развестись. Что ты молчишь? Не можешь? Контракт обязывает? — протянула она уже не своим голосом. — Так ради кого ты все это сделал?

Ее лицо вспыхнуло огнем. Молчанову обожгло руки и лицо. 

— Ты разрушил мою жизнь. Я не хочу, чтобы ты возвращался.

— Ты так не думаешь, ты просто злишься.

Она встала и прошла сквозь него. Стая грачей вот уже в третий раз шла на один и тот же круг. С неба резко полил ледяной дождь. Молчанов мгновенно продрог. Молнии громыхали, ударяя рядом с ними, подступая все ближе и ближе. От грохота заложило уши. Нет, это не сбой локации — она взломала программу.

— Я устала слушать твое вранье, — перекрикивала молнию она. — Ты сказал, что любишь и уже знал, что бросишь меня. 

Поднялся сильный ветер. Ее голос звучал уже где—то у него в голове.

— Ты был никем. Я научила тебя добиваться всего несмотря ни на что. Я создала тебя таким какой ты есть. А когда стала не нужна, ты переступил через меня, как через дохлое животное на дороге.

Озеро под гнетом ливня, вышло из берегов. Волны росли и громыхали, люди исчезали в них с криками. Вода все дальше углублялась в парк, все ближе подбиралась к Молчанову.

— У меня были предложения от лучших компаний мира. Боже, сколько лет я потратила впустую!

— Пожалуйста, перестань! — кричал Молчанов.

— Ты больше никогда не увидишь меня. Никогда!

Она исчезла. Волна накрыла Молчанова. Его перекрутило в воронке, шибануло головой о землю.

Он сбросил с себя очки и датчики. Испуганно завертелся, запутавшись в лопухах карликовой пальмы. Тюбики, иголки, куски земли — все летало вокруг него кругами, подгоняемое вентиляцией, словно кольца вокруг Сатурна.

Он снова бросился к очкам, нацепил на лицо и попытался восстановить связь. В доступе было отказано. Она занесла его в черный список.


 

***

Позже Молчанов направился в тренировочный модуль чтобы снять показатели с Покровского и познакомить его с обновленной программой подготовки. На основе данных, которые Молчанов собирал последние недели, Омар Дюпре написал для каждого новый курс упражнений. Покровский ленился и снижал темп, хотя и пытался это скрывать. Омар Дюпре рекомендовал ему увеличить нагрузки на тридцать процентов чтобы подготовиться к финальному рывку — тренировкам в скафандрах в виртуальных локациях Марса. Остальных Молчанов посвятил в новые программы накануне, посвятил бы и Покровского если бы тот не пропустил занятие. Сегодня Молчанов должен отправить последний отчет Омару Дюпре и, если он этого не сделает, упрямый француз не даст ему спокойной жизни.

Ему не хотелось об этом думать, ему вообще не хотелось ни о чем думать. Его поглотила глубокая опустошенность, смешанная с ненавистью и обидой.