Страница 13 из 148
— Кэп, можно обратиться? — поинтересовался Покровский.
— Конечно, Иван.
— Во вчерашнем запросе я предлагал стыковаться к российскому шлюзу. Группа инженеров РКА между прочим поддержали это предложение.
— План полета утвержден ЦУПом и мы будем следовать ему неукоснительно, — говорил Стивенсон громко, чтобы это дошло до каждого. — У российского шлюза есть проблемы со стыковочным механизмом. Американский шлюз не пострадал при пожаре.
— Наш механизм выдержит, могу за него ручаться, — утвердительно заявил Покровский. — Американский не приспособлен для стыковки челнока такой массы.
— Компьютер просчитал вероятность стыковки с американским шлюзом - девяносто процентов, с российским пятьдесят два, — сказала Нака.
— Полагаю, вы получили ответ на вопрос, бортинженер, — закончил Стивенсон.
— Рассказать вам, командир, сколько была вероятность успешного испытаний первого реактора?
— Просветите, Иван, — с безразличным терпением сказал Стивенсон.
— Девяносто шесть. А вот оставшиеся четыре процента, — Покровский провел указательным пальцем от щеки к шее. Обожжённая кожа напоминала бурлящую жидкость, застывшую в один момент.
— Сочувствую вам, бортинженер.
— Благодарю, командир. Тогда позвольте мне провести стыковку. Я столько раз это делал, что могу и с закрытыми глазами.
— Стыковку произведет пилот Нака Миура.
Покровский подмигнул Молчанову, сомкнул указательный и большой палец в кольцо, на второй рук высунул вперед указательный в виде стрелы и медленно подводил палец-челнок к стыковочному узлу, прищурив глаза. Челнок стучался о стенки стыковочного узла и никак не хотел попадать внутрь.
Спустя час легкий толчок и зелёный свет на приборной панели просигналили об успешной стыковке с кораблем Прайм—1479.
***
Молчанов отстегнул ремни, тело вспорхнуло над креслом. В скафандре он ощущал себя, словно внутри большого воздушного шарика, только это не скафандр поднимал его в воздух, а невесомость.
Он выбрался из скафандра, вытянул руки и ноги. Суставы хрустнули, звук показался слегка приглушенным. Надписи на стенах, дверях, приборах были перевернутыми к верх ногами. Молчанов взмахивал руками, надеясь перевернуться. Спустя несколько попыток он решил оставить эту затею — больше нет нужны задумываться о полах и потолке. Разве это не настоящая свобода?
Молчанов перемещался по кораблю, цепляясь за специальные поручни или за любой попавшийся закрепленный предмет. Это напомнило ему занятия по подводному плаванию в детстве, когда он нагруженный двумя баллонами с воздухом, собирал на дне глубокого бассейна пластиковые номерки из гардероба.
Хотя Молчанов и изучил план станции на зубок ему не сразу удалось сориентироваться. Модули станции соединялись друг с другом через переходы, бывали и такие, которые соединяли сразу по четыре модуля. На развилке можно было окончательно запутаться, так как модули казались абсолютно одинаковыми. Молчанов решил, что причиной могла стать головная боль или нервное перенапряжение. Как оказалось, тут он не был одинок. Нака тоже заплутала. Покровский выступил в роли экскурсовода. Казалось, он знает о станции больше чем сетевая библиотека.
— Мой отец был в третьем экипаже. Вот его предполетное фото, — он протянул, изъеденную полосами фотографию.
Нака аккуратно взяла в руки фотокарточку, будто та была сожженной бумагой, готовой рассыпаться в прах.
— Похожи? — спросил Покровский.
Она растерянно взглянула на Покровского, потом на фотографию.
— Очень похожи, — сказала она и улыбнулась неуверенно.
Покровский искоса поглядел на нее.
— А который из них мой папа? — с азартом спросил он.
Нака указала пальцем на мужчину крайнего справа. Наверное, она выбрала его из—за сходства в форме подбородка, напоминающего английскую букву “W” с глубокой ямкой в центре.
Покровский элегантно улыбнулся, подмигнул Наке и улетел.
— Я не угадала?
Молчанов пожал плечами.
Поврежденную обшивку давно заменили, однако нотки гари сохранялись повсеместно, и казалось пропитали даже металл. Станция выглядела так, будто ее бросили в один момент, как если бы в обжитом годами доме внезапно исчезли хозяева. На стенах висели старые компьютеры с плоскими экранами. У отца Молчанова был такой. Кажется, их называли ноутбуками. На липучках к стенам крепились отвертки, планшеты с изношенной от времени бумагой, фотографии, предметы одежды, мотки проводов, фонарики, объективы к фотоаппаратам. На некоторых вещах остались следы оплавления.
Несмотря на историческую ценность многих предметов, любой лишний килограмм — это дополнительная энергия на разгон, поэтому приказ командира Скотта Стивенсона звучал беспощадно: “Избавиться от всего лишнего”. Молчанову пришлось вручную демонтировать львиную долю приборов в лаборатории. Он искалечил руки в кровь пока откручивал проржавевшие болты. От повышенной влажности во время консервации станции, большинство приборов, о работе с которыми он мог только мечтать, как ни печально, вышли из строя. Когда уборка была закончена лаборатория напоминала новенький салон автобуса, в который еще не успели поставить пассажирские кресла.