Страница 82 из 106
Я покидала Ельрушаель с тяжелым сердцем. А как иначе, когда неясно, что несет грядущий день и чем он закончится. А может, это вообще наш последний день в этом мире? Так до столицы мы с Яром и долетели, перебрасываясь короткими фразами и напряженно глядя по сторонам. Первым, что мы услышали, переступив порог дома, было:
- Лист, бестолочь ты близорукая! – орал Каратай из недр гостиной. - Что же ты везде своих порошков наставил! Ты смерти моей желаешь?
Против воли улыбнулась, услышав этот ворчливый голос. И страх отступил, стоило вспомнить моих боровичков, мастера, нашу лавку. Может, все еще образуется? Яр же говорил, что орден контролирует ситуацию.
- Я порошки в одном месте сложил, - донесся ответный вопль Листа. - Я не виноват, что вы всюду свой клюв суете!
- Да как ты со старшими разговариваешь! - негодовал ворон.
- Это какой возраст считать! - огрызался обозленный алхимик. - Этой тушке лет семь от роду. Из которых вы шесть в ней сидите!
- Да я еще твоего отца в пеленках застал!
- Но вы потом умерли. Забыли? – ехидно отозвался Лист. - Счетчик обнулился!
Далее шла слабо передаваемая комбинация из слов, плохо связанных по смыслу, но по отдельности несущих серьезное оскорбляющее содержание. Каратай в этом деле мастер, все же две жизни живет, матерщинник этакий. Мы с Яром замерли и переглянулись. Из-под лестницы снова неслышно выбрался Лукьян, принял из рук Яра мою шаль. Вылетали мы рано, так что на ветру было очень даже зябко.
- Ну вот и закончился наш медовый месяц. Я бы даже сказал, пролетел, - с издевкой произнес Яр. - Как я погляжу, мастер тут вовсю обжился.
- Обнаглел он, - буркнул Лукьян и, поймав мой насмешливый взгляд, жалобно так добавил: - Сил нет, капризный, как дитя. Все ему не так.
- А вы его злой боровчихой припугните, - шепотом посоветовала я. - Или кастрюлей. Это действует, я не раз проверяла.
- Я просто мастеру Листу в следующий раз мешать не стану, - добил меня Лукьян и скоренько смотался к себе под лестницу.
Итак, Каратай Севу уже настолько довел? Сверху на несущиеся из гостиной истошные вопли вышла Уля. Увидела меня и, подобрав юбки, рванула что есть духу вниз. Яр, помня прошлый обнимательный припадок Нагорэ, поспешил уйти с траектории Улькиного движения.
- Даня! - повисая на мне, радостно вскрикнула Улька и продолжила неожиданным: - Как ты с ним живешь?
Яр вздернул бровь, глядя на мою подругу, я тоже нахмурилась. А из гостиной неслось:
- Хам пернатый! - это от Листа.
- Обалдуй взрывоопасный! -это изгалялся в выражениях Каратай.
- Он нас достал, - жалобно шепнула Уля. - Как ты его терпишь?
Наконец сообразив, о ком говорит моя подруга, я с улыбкой сообщила:
- Вот поэтому у меня и характер такой скверный.
В гостиной нас застало зрелище засевших в засаде двух вражеских отрядов. Каратай, злой, взъерошенный и светящийся, сидел на шкафу. Сева, такой же всклокоченный, но без странного свечения, зло сверкая очками, перекладывал какие-то колбаски на столе. Хмелик, видимо, присутствовал для предотвращения смертоубийственного исхода в этой баталии, и, как и положено партизанскому отряду, делал вид, что его здесь нет. Боровичок засел в засаде с тряпкой в руках и с видом, что его очень волнует пыль на комоде.
На наше с Яром появление оба вражеских лагеря отреагировали по-разному. Сева перестал хмуриться и, подскочив, бросился ко мне с намерением обнять и облобызать, на ходу вытирая руки об мантию.
- Даня! Я так по тебе скучал! - и алхимик возжелал меня обнять.
Возжелать-то он, может, и возжелал. Но рядом же стоял Яр. И как стоял! С таким видом палач топор для отрубания голов держит. Вроде и смирно стоит, и лицо спокойное, но глазюки злющие. И в этих глазюках столько обещания лишать Севу жизни долго и мучительно... Обниматься со мной Лист передумал сразу. Даже шаг назад сделал. Я тяжело вздохнула и полезла тискать алхимика сама. Не хватало, чтобы Яр моих друзей распугивал. Пускай не придумывает себе глупости всякие.
- Даня! - жалобно так позвал Каратай. - Ты погляди, что этот злыдень со мной сотворил.
И для более наглядной демонстрации ворон печально расправил крылья. Мда. Скажем так, для банно-прачечных процедур поле деятельности было обширным. Каратай был весь от носа до хвоста изгваздан в какой-то зеленоватой жиже, которая не только фосфоресцировала, но и очень мерзко пахла. Последнее стало особенно отчетливо ощущаться, когда ворон слетел со шкафа и побежал ко мне.
- Я сотворил? - обиделся Сева.
- То есть с определением «злыдень» ты согласен? - ехидно так уточнила птица.
- Уль, освидетельствуешь состояние аффекта? - сквозь зубы выдохнул Лист.
- Оу, малыш, предлагаю сделать вид, что нас здесь не было, - подал голос Яр, до этого мирно стоявший за моей спиной.
Зло глянула на дракона и толкнула его локтем в бок. Ойкнул, обиделся, отошел и хмуро рухнул в кресло.
- Я, между прочим, о твоем наследстве пекусь, - обиженно отозвался дракон. - Лист сейчас мастера укокошит, а ты у нас будешь полноценной властительнице всех склянок и колб, оставшихся от Болота. Грех упускать ситуацию.
Мы все вчетвером потрясенно уставились на Яра. А тот ничего, сидит себе, клыками сверкает, ржёт, над нами подтрунивает. Гадёныш. Хотя, что с нави взять. Навь, она и есть навь, а низшая она или высшая, разницы нет. Хотя слова Яра подействовали, Лист слегка успокоился, Каратай перестал размахивать крыльями, а это очень усиливало вонь.
Последним ко мне подошел Хмель. Почтенно поклонился Яру, а потом в наглую обнял меня за колени. Головенку свою курчавую вскинул, в глаза жалобно заглянул и не менее жалобно изрек:
- Как они все меня достали.
Я замерла, глядя на добродушную моську Хмелика. Итак, баталии длятся здесь все это время?