Страница 21 из 31
Подруга Дарья часто казалась мне необыкновенной, особенно поначалу и особенно, когда она была вместе с Джимом. Мне не нужно было говорить, что они встречались, когда они были вместе, чувствовалась пара.
У Дарья была привлекательная и утончённая внешность и поведение, но это всё- таки не так редко встречается как утончённая мужская красота. Вот Джим был такой редкий экземпляр. От него веяло мягким очарованием, изредка силой, но вместе с тем какой-то непритязательностью. Я очень не скоро узнала, что его мама директор банка.
Поначалу я видела их с Дарьей как представителей какого-то другого сказочного мира красоты и исполнения желаний. Я даже не претендовала на общение. Но общение продолжалось и было простым, вели они себя как свои, хотя исключительность присутствовала, но оставалась как бы на заднем фоне.
Но своей я себя не чувствовала. Мне так нравилось их общество, но у меня присутствовало ощущение недостойности, из-за которого я чувствовала себя сковано, ну не так свободно, как с некоторыми подругами и приятелями. И порой желание казаться интереснее и идеальнее чем ты есть на самом деле, довольно напрягало. Но по отдельности Дарья и Джим вели себя проще.
Как-то я встретила Джима днём одного на бульваре Пушкина в добротном рокерском прикиде, но в довольно несчастном настроении. Рокерский прикид сидел на нём изящно и очаровательно. Именно очаровательно.
Поздоровались. Куда? Откуда? Джим шёл с работы, с банка своей матери. Я удивилась и спросила, - в таком виде что ли?
А кто мне что скажет, - ответил Джим с таким себе мягким протестом. Я тоже ничего не могла ему сказать. В таком состоянии возникало желание его утешить. А чем я могла утешить сына директорши банка. Мне такое общественное положение казалось преисполненным свобод и возможностей. Но свобод похоже там было маловато, а вот возможностей…
У Джима был своеобразный вкус в одежде. Он любил выражать с её помощью протест против чего-то. Джим одевал очень изящные пиджаки каких-нибудь утончённых кремовых оттенков, а под них кеды. Самое интересное, что на нём это сочеталось.
Дарья иногда рассказывала про свои отношения с Джимом. Он был очень чувствительным, когда они посмотрели фильм «Герой», Джима просто порвало и он очень захотел побыть один. А иногда Дарья помогала ему с учёбой, как самому что ни на есть обычному, отстающему.
Джим мог заявиться посреди ночи без предупреждения. Но это компенсировалось всё той же непритязательностью. Он приходил с пивом, а Дарья кормила его килькой из банки. Так к аристократическому образу Джима добавилась килька в банке.
А ведь Джим много путешествовал с матерью по разным странам, ему почему-то больше всего нравился Амстердам. Но ему не нравилась та роль, которую ему отводила мать – эдакого украшения и свиты. Но выйти из неё он не мог, но по-своему протестовал. Может, поэтому он отправился с Дарьей путешествовать автостопом в Питер. Вернувшись, Дарья очень возбуждённо рассказывала про питерских уличных музыкантов, про то, как они с Джимом снимали комнату и с какими сложностями добирались назад.
Вокруг Дарьи было много привлекательных мужчин. Я не задавалась вопросом, в каких она с ними отношениях.
Мы пересекались на Байкерс баре, к которому у нас с Дарьей было общее пристрастие. И не только у нас, там было немало интересных постоянных посетителей. Может они и не все любили друг друга до такой степени, чтобы спать друг с другом. Но я однажды застала за одним столиком троих своих любовников. Я не делала из этого каких либо выводов, меня это просто очень развеселило. Да и зрелище было приятное глазу, каждый по-своему очень хорош, а с их отрицательными чертами я не успевала близко познакомиться.
Для меня всё-таки в общении с посетителями Байкерс бара преобладали дружеские мотивы.
Вот мы стоим с Дарьей на выходе из него в окружении интересных мужчин. Дарья решила вернуться в помещение, мужчины потянулись следом за ней, причём Тэд ухитрился ущипнуть её аккуратно за задницу.
А я осталась стоять на улице, ночь была такой хорошей бархатистой, тёплой. Но не все мужчины вернулись в помещение. Джим остался, мы стояли вдвоём, и вокруг нас не было никого, что большая редкость для крыльца Байкерс бара летом. И опять это мягкое очарование непритязательности и застенчивости с примесью комплекса неполноценности.
И тут Джим говорит, - я всего лишь клоун. Он не прибеднялся, это было как откровение. И тут меня совершенно неожиданно охватило сильное желение передать этот момент, как-то выразить. Нарисовать? Это было мне уже привычно и освоено. Я примерилась, нет не получится. Вот если бы написать повествование. Но в то время я совсем не писала повествований. И я оставила попытки представить, как это можно сделать, а просто наслаждалась происходящим. Эта непритязательность и застенчивость была и у меня, только я её в себе плохо осознавала. Я так стремилась занять своё «место под солнцем», что мне было не до «застенчивости и непритязательности».