Страница 7 из 13
— Да. Хайди.
— А где твой дом, Анника, далеко еще?
— Почти пришли! — вклинилась Хайди. — Анника, скажи Крису: «Пока-пока!». Ну же!
Так-так, эта рыжая гордячка все-таки запомнила мое имя. Но Анника и не думала отпускать мою руку. Наконец, мы вышли на тихую улочку и остановились у старого дома. Желтая краска на стенах выцвела и сползала уродливыми струпьями. Шторка на окне чуть заметно дрогнула, а через мгновение на крыльцо выбежала встревоженная женщина.
— Анника, детка, пойдем скорее домой!
— Лис, — насупилась малявка.
— Он зайдет к нам в гости завтра, правда? — женщина умоляюще посмотрела на меня.
— Да, обязательно, — горячо заверил я.
Анника нехотя выпустила мою ладонь и дала матери увести себя в дом, поминутно оглядываясь.
— Ты не знаешь, как мне выйти на Каштановую аллею?
Хайди смерила меня долгим взглядом.
— Какой номер дома нужен?
— Двадцать семь.
— Ты идешь к Келлеру? — изумилась она.
— О, так ты его знаешь?
Хайди лишь кивнула в сторону дома на другом конце улице, быстро поднялась по стертым ступеням и хлопнула дверью. Ну, и характер!..
Старый островерхий дом плыл в яблоневом цвету, как шхуна в пене волн. Я толкнул скрипучую калитку. К дому вела дорожка, выложенная из обломков желтых кирпичей. Сад был в полнейшем запустении, из щелей в рассохшемся крыльце пробивалась сорная трава. Я негромко постучал.
— Заходи, открыто! — послышалось из глубин дома.
Дверь поддалась не сразу — петли проржавели, словно ее не открывали уже много лет. Дом был залит солнечным светом, в воздухе чувствовался аромат цветущих деревьев — окна были распахнуты настежь. Я столько раз видел эту комнату за спиной мастера во время занятий, что мог, казалось, описать ее с закрытыми глазами: большой стеллаж с книгами, самурайский меч в красно-черных ножнах, огромный веер с голенастым журавлем, картинно изогнувшим шею, позолоченная статуэтка какого-то пузатого, безмятежно улыбающегося божка…
— Ну, наконец-то! Без приключений добрался? — Келлер приветливо улыбнулся мне, сидя в кресле. Несмотря на жаркую погоду, он кутался в потрепанный клетчатый плед. — Ну, держи, как договаривались, — он протянул мне модель кораблика.
Я осторожно взял его в руки. Кораблик был чуть больше ладони, с самыми настоящими мачтами и парусами, словно вылинявшими от свирепых морских бурь.
— Это клипер. Мастерски сделано, да?
— А… вам не жалко отдать его, вот так, запросто, мальчишке, которого вы даже никогда в глаза не видели? — не удержался я.
— Как тебе сказать… Видимо, в этом и есть его предназначение — дарить надежду на выздоровление. Этот кораблик — единственное, на чем останавливался мой взгляд в те два года, которые я провел в больничной палате, закованный в корсет от груди до щиколоток.
— Вы были серьезно больны?
— Подойди, я кое-что покажу тебе.
Он нажал кнопку на подлокотнике кресла, и на окнах опустились жалюзи. В темноте луч проектора высветил на белой стене яркий кадр: высокое лазурное небо, далеко, до самого горизонта простиравшаяся степь и серебряный самолет.
— Я не мыслил жизни без ярких эмоций: параплан, дельтаплан, глубоководный дайвинг, каякинг, байк, фрирайт… Мне нужен был драйв, адреналин. Без риска жизнь казалась пресной и бессмысленной. Я вел себя как ребенок в огромном парке развлечений… Это рабочая съемка. В тот день мы снимали рекламу газировки. По сценарию я выпрыгивал из кабины горящего самолета, дергал за кольцо парашюта — и оно обрывалось. Перед неминуемой, казалось бы, смертью я вынимал из кармана жестяную баночку, открывал — и в этот момент за моими плечами должен был раскрыться огромный парашют с названием газировки. Венчал весь этот бред слоган: «Неудачный день? Просто дерни за кольцо!». Сделал глоток — и все мечты стали явью, ты стал бесстрашным, успешным, счастливым, исчезли все преграды. Я успокаивал себя тем, что полученного гонорара мне хватит на пару месяцев беззаботной жизни, а очки и шлем позволят не «засветить» лицо, избежать позорной известности. И вроде бы ничего сверхъестественного не требовалось, и за плечами было уже больше трех сотен прыжков, но в тот день все шло наперекосяк.
Келлер замолчал. Он смотрел на мелькающие кадры, словно заново переживая каждую минуту того злополучного дня. Вот камера показывает лица людей в салоне самолета — отрешенные, сосредоточенные, и вдруг — словно огромная географическая карта раскинулась: серые нити дорог, изумрудные прямоугольники полей, извилистая речка… И все это приближается с невероятной, немыслимой скоростью. Ладони вспотели, и я зажмурился, пытаясь побороть приступ дурноты. А когда открыл глаза, увидел вставший на дыбы горизонт и бестолково топчущиеся ноги. Весь экран покрывала сетка трещин.