Страница 9 из 71
– Я собралась жить с другом. Мы… просто дружим, вы его не знаете. – Напрасно я опасалась, что мама начнет скандалить и отговаривать меня – для этого она была слишком поражена.
Машинально откусив еще немного курицы, отложив ее и вытерев руки бумажной салфеткой, она растерянно пробормотала:
– Я думала, у тебя один парень-друг – Гоша.
– Очевидно, речь не о нем, – встрял Яша, снова всколыхнув во мне волну раздражения. Прошло почти десять лет с тех пор, как он переступил порог нашей квартиры, а я все еще воспринимала его как малоприятного навязчивого гостя, который почему-то сует нос в личные дела хозяев.
– Это верно, речь не о Гоше. Его зовут Тим, мы общаемся уже полгода, – пояснила я, осознавая, как все это звучит.
Непонятно откуда взявшиеся сухие факты, которые к тому же должны выстроиться в такую картину, чтобы мать облегченно вздохнула: «А, тогда все ясно, конечно, я тебя благословляю и отпускаю». Да черта с два. Никто не смог бы адекватно оценить книгу, зная только сюжет (вернее, выражаясь литературоведческим языком, фабулу). Попробуй-ка оцени так «Войну и мир»: какие-то люди сражаются и гибнут на войне, а потом все между собой женятся, причем совершенно не в тех комбинациях, какие можно было предсказать в первом томе.
– Вот, значит, где ты пропадала вечерами, – осудил меня моралист Яша. – А я говорил матери, что у тебя кто-то появился.
Его покровительственный тон заставил меня дважды глубоко вдохнуть и выдохнуть, чтобы успокоиться. Мне не раз приходило в голову, что отчим сам, возможно, чувствовал себя неуютно, войдя в уже готовую, по сути, хоть и переставшую быть полной, семью, поэтому непрестанно пытался самоутвердиться, в том числе за счет своих сочинительских упражнений. Но, пусть бы даже все было и так, для меня это принципиального значения не имело: ни понимать Яшу, ни культивировать в себе сочувствие к нему я не планировала. Единственное, чего мне хотелось, это держаться от него подальше.
– «Кто-то появился» здесь не совсем уместно. Наши отношения…они…совершенно иного сорта, – терпеливо возразила я.
– Если так, зачем тебе к нему переезжать? – Мама, кажется, оправилась от первоначального изумления, и ее голос стал тверже, в нем появились даже легкие враждебные нотки. Это означало, что она приняла бой и заняла свою позицию – возможно, наступательную.
– Мне с ним очень уютно и хорошо. Почему бы не попробовать.
– «Уютно и хорошо» – ходи в гости, гуляй, общайся, а жить с ним зачем?
– Просто хочется. – Боже, что же я делаю? Как капризный малыш, не могу обосновать столь серьезный поступок ничем, кроме упрямого желания!
– О, да ты решила хлебнуть взрослой, самостоятельной жизни, – почему-то с удовлетворением произнес Яша, только что руки не потер. – Я знаю, как это бывает. Когда в шестнадцать я поссорился с матерью и ушел из дома, целый месяц жил у друзей, я почти ничего не умел, даже чай заваривать, а все же нашел аж три подработки, чтобы ни у кого не сидеть на шее, но потом-то все равно понял, насколько уютнее домашний очаг…
А, все ясно, он просто нашел повод себя восхвалить.
– Ты был разумным ребенком, – улыбнулась мама, стараясь не замечать, как я морщусь. Думаю, Яша соврал, как обычно, не во всем и заваривать чай в упомянутом возрасте он действительно не умел (духовкой, например, не мог пользоваться и по сей день).
– Да. Я решила хлебнуть взрослой, самостоятельной жизни, – покорно согласилась я.
По крайней мере, этот тезис звучал емко и логично.
– Ты влюблена в него, на что-то надеешься? – Мать задала вопрос в лоб, отлично зная, что я-то лгать не буду. В этом ей со мной повезло.
– Нет. Просто мне нравится…я в восторге от вселенной, которую он вокруг себя создает, и хочу быть ее частью.
Я сразу же пожалела о своем импульсивном «в восторге», когда Яша пробормотал:
– Посмотрите-ка, сколько эмоций, совсем для тебя не характерно. Дорогая, он тебя что, наркотиками накачивает?
Мама посмотрела на мужа с укором:
– Вика не стала бы…
– Откуда тебе знать, что она стала бы, а что нет?.. Думаешь, ты хорошо ее знаешь? Она себе на уме, ее душа – потемки, она вечно нос от всех воротит, разговаривать не любит и слушать никого не хочет! Что у нее там в голове – одному Богу известно!
Я выслушала эту тираду с насмешливой улыбкой. Надо же, прорвало. Годами, наверное, копил в себе обиду: эта девчонка не желает мне подыгрывать, принимать участие в моем спектакле, портит всю малину.
– Больше я не стану тебя так раздражать, – пообещала я, как только он – возможно, ненадолго – закрыл рот. – Потому что меня здесь не будет.
Раскрасневшийся от волнения отчим нервным жестом поправил волосы (он делал это по сто раз на дню – мне его прическа казалась слишком женственной, ему, возможно, богемной) и обернулся к маме:
– Ты слышала, дорогая?!
Я сочла, что настало время выйти из-за стола: сказать было больше нечего – эстафету принял Яша, а препираться с ним по-прежнему не хотелось.
– Спасибо за ужин, – вздохнула я, – пойду к себе.
Отодвинув стул, я встала и направилась к двери – от того, что я ожидала возражений и не услышала их, по всему телу разлилась непривычная легкость, будто меня освободили от кандалов. Или, как я бы отметила теперь, будто мне сняли гипс и я снова могла мыть посуду, держаться за поручни в маршрутке и обнимать близких обеими руками.
Я вошла в свою комнату и закрыла дверь. Почему-то захотелось прошептать: «Свобода». Не закричать, а именно прошептать, чтобы не спугнуть.