Страница 236 из 277
Соринтия встретила их сугробами по колено, морозом в десять градусов и ночными метелями. Погода была совершенно не свойственная сезону, словно вместо ноября сразу наступил январь. Рин продрогла до костей, так как ее одежда оказалась не рассчитана на подобную погоду, Анхельм тоже замерз и уже начинал покашливать, чем немало беспокоил. Рин прекрасно помнила, как легко кашель у герцога переходил в воспаление бронхов, и как он потом мучился, так что замотала его во все теплые вещи, какие удалось найти в гардеробе, не без боя всучила свою шинель и заставляла кучера останавливаться каждый раз, когда они проезжали мимо трактира или жилого дома, чтобы поесть горячего. Деревенские жители, конечно же, узнавали своего герцога и с радостью приглашали за стол, подавали лучшие угощения и развлекали, как только хватало фантазии. Наверное, только это и отвлекало Анхельма от грустных мыслей о доме, где ждала их возвращения смертельно больная Адель Пюсси.
Ранним утром семнадцатого ноября они прибыли в Лонгвил. Въехав во двор поместья, Рин и Анхельм увидели на пороге дома Джима и Заринею, расчищавших снег. Разумеется, при виде кареты друзья бросили свое занятие и помогли затормозить. Колеса еще не остановились, а Анхельм уже выскочил из кареты и, не дожидаясь Рин, которая осталась распрягать Жара, побежал в дом.
– Как она? – спросила Рин, обняв Зару и Джима.
– Держится. Иди, она хотела тебя увидеть, сказать пару слов.
– Мне? – удивилась Рин. – Я-то каким боком…
– Иди, узнай, – посоветовал Джим. – Я позабочусь о лошади, не беспокойся.
– Осторожнее с ним, Жар не любит людей и постоянно кусается. И проверь, пожалуйста, его ногу. У него была тяжелая рана и сильное нагноение. Вроде бы вылечили, но я что-то не уверена, что такой долгий путь пошел ему на пользу.
– Я осмотрю его, – пообещала Зара. – Иди уже!
Когда она вошла в комнату мадам Пюсси, Анхельм сидел у постели и держал названную мать за руку. Она выглядела плохо. Всегда розовощекое и полное лицо осунулось и побелело, под глазами залегли тени. Под спину Адель положили подушки, так что женщина почти сидела.
– О, Рин, и ты пришла… – с трудом проговорила она, улыбнувшись ей. Рин подошла и села с другой стороны кровати. – Ну вот, теперь я довольная. Рин, милая, ведь матушка твоя сюда приехала, ты знаешь?
– Мама?! – опешила Рин. Вот уж кого она здесь точно не ожидала увидеть.
– Да. Я рада, что перед смертью повидала твою родню. Долго мы с ней… говорили. Хорошая, добрая женщина, ты вся в нее. Ты, миленькая, не серчай на нее, она тебя любит сильно. По-своему, но сильно… Рассказала она мне, что ты влюблена во Фриса. Ты его оставь, – Адель похлопала пухлой рукой по ладони Рин. – Тяжело, знаю. Сама через это прошла в молодости. Но с тобой должен быть тот, кто поддержит и не оставит в беде. Искренний, верный и добрый человек. Фрис не такой. Он по-своему хороший, мудрый, сильный, но не твоего помола, не будет тебе с ним счастья.
– Адель, я…
– Скажешь, что не мое дело, знаю. Но ты лучше послушай меня, я всю жизнь уже прожила и многое повидала…
– Да нет же! Фрис мне вроде отца. Он мой наставник. Но люблю я Анхельма.
Серые глаза Адель увлажнились и стали очень добрыми.
– Вот и хорошо. Теперь я спокойна. Я тебя попросить хотела…
– Что угодно.
– Ты присматривай за ним. Он еще юный, хотя кажется таким взрослым и сильным. Еду не готовь, слыхала я, как ты готовишь.
Рин покраснела до ушей при воспоминании о том, как ее кулинарный шедевр обернулся для герцога жестоким несварением и аллергией.
– Не буду.
– Слушайся его и не перечь лишний раз, он этого не любит. Береги его, дорогая, по-настоящему у него только ты и есть.
У Рин комок встал в горле, слезы подступили к глазам. Адель повернулась к Анхельму.
– А ты, сынок, попридержи свой характер с ней. Я-то знаю, каким ты бываешь. Смотри мне!
Анхельм не смог ничего ответить, лишь повесил голову, печально улыбаясь.
– Почему ты говоришь так, будто надежды уже нет? – спросил он.