Страница 29 из 96
Конечно, мне уже было известно, чего ожидать от Таниной внешности. Острые скулы, упрямый подбородок, бледноватые губы и тёмные глаза. Синяя клетчатая рубашка с закатанными рукавами, потёртые джинсы и кеды – Таня выглядела всё так же юно. Увидев меня, она улыбнулась, обнажив ровные белые зубы, и упруго двинулась навстречу. В этот момент я понял, что фотографии были бессильны по-настоящему передать её обаяние. Улыбка выражала неподдельное наслаждение жизнью, а в каждом движении непостижимым образом сквозили смелость и страсть.
Мы обнялись, и это было весьма приятно. Я, в джинсах и поло, рядом с Таней почему-то сразу ощутил себя слишком взрослым, едва ли не старым.
Влившись в поток людей, мы двинулись вниз по улице. Пользуясь возможностью, я разглядывал Таню со всех сторон. Увиденное мне понравилось.
– Я тут пытался вспомнить, сколько мы не виделись.
– Долго!
– Точно! А я-то голову ломал. Тебе, по идее, уже почти восемнадцать. А выглядишь на все шестнадцать.
– Мне двадцать!
– Я не верю, как Станиславский… Сигареты я бы точно тебе не продал.
Парк Горького тоже оказался полон людей, но пространства тут было побольше, так что сталкиваться плечами не приходилось.
– Ну что, давай-ка начнём с тебя! – я грозно уставился на Таню.
– И что мы будем со мной делать?
– Выслушивать! Рассказывай, что придумала.
– Да не то что бы я сама что-то придумала… – начала она после паузы. – На самом деле, всё уже придумали до меня. Идея такая: создать молодёжное протестное движение. Сейчас именно среди молодых больше всего людей понимают реальную ситуацию в стране, потому что получают информацию не из телека… И многие участвуют в митингах, но поодиночке или с парой друзей. Всё могло бы измениться, если создать организацию с ячейкой в каждом вузе, которые будут координировать народ для мероприятий, а также распространять информацию. Начать с некоторых крупных вузов, а потом распространить движение на всю Москву, на всю Россию.
Да уж, язык у неё теперь был подвешен неплохо – журналистская деятельность не прошла зря.
– Звучит весьма амбициозно. А разве у нас нет каких-то подобных организаций?
– Были, – она пожала плечами. – «Идущие», «Оборона». Но их лидеры ушли в крупные партии, и целенаправленно студентами теперь никто не занимается.
– И ты хочешь стать во главе нового движения?
– Я обсуждала это с несколькими друзьями. У меня довольно много читателей…
– Да, я уже ознакомился с твоим творчеством.
– И многие из них настроены более радикально, чем я. Они готовы взять на себя большую часть работы. А я смогу дать всему старт, донести информацию до студентов.
– Но ты не ответила.
– Думаю, да. Надеюсь, у меня получится.
Я помолчал.
– Это интересная идея, но ты ведь понимаешь, чем всё это может закончиться лично для тебя?
– Меня отчислят?
– Тебя посадить могут.
– Об этом я тоже думала. Но ведь и цель стоит того.
– Ой ли…
– Миш, у нас власть обворовывает народ, а мы молчим!
– Так-так, полегче! – я поднял ладони. – Я пока что в твоё движение не вступал и на семинар не записывался. Я говорил лично о тебе. Сейчас твоя жизнь, на мой скромный взгляд, сладка и приятна: спорт, путешествия, любовь. Свобода. И я не думаю, что лично ты, живя в Москве, страдаешь в нищете.
– Если я попросту сбегу от борьбы, смирюсь с тем, что вижу – я не смогу себя уважать! Зачем мне тогда наслаждаться этой свободой?
– Чтобы чувствовать и любить.
– Себя-то я любить не смогу.
– По-моему, в тебе ещё говорит юношеский максимализм.
– О, приехали! Последний аргумент, когда нечего сказать.
– Вовсе нет. Я считаю, что ты большая молодец, а твои идеи звучат достойно и… – я пощёлкал пальцами, – даже романтично. К сожалению, даже если забыть про ГУЛАГ, куда тебя могут сослать, вы столкнётесь с кучей трудностей: вам будет сопротивляться местное начальство на каждом углу. И остаётся ещё один важный вопрос: как ты собираешься зарабатывать?
Она понурилась:
– Вот это действительно проблема. В дальнейшем, думаю, мы сможем собирать пожертвования и распределять их на зарплаты. Но мои друзья считают, что до этого пройдёт не меньше полугода.
– А я твой друг?