Страница 3 из 92
- Ты, девка, отвечай. Это староста наш, Римей. Как он решит, так и будет, - это уже сказал Миней мне.
- Так вы за меня ответили. Иду, никого не трогаю. Вот отдохну и дальше пойду, - сказала я. – А могу и не задерживаться здесь, если вы против.
- Что же, отдохни, - дал разрешение староста, но смотрел подозрительно.
- А вдруг это лазутчик? – неожиданно раздался голос какого-то молодого парня, выступившего из толпы. – Может её направили со стороны Равенского, чтобы выведать есть ли у нас еще, что забрать. Коней-то мы не всех отдали, вот и рыщут.
- Ну, ты, Ирей, и дурачина! – воскликнул староста, давая парню подзатыльник. – Что же ты сам перед чужим человеком секрет выговариваешь? Может это и, правда, шпион?
И тут началось! Все загалдели, заспорили, что я и есть шпион, который сейчас выведает, высмотрит у них все запасы и скот, да приведет вражеский отряд, который все их схроны выдаст. А больше всех и громче причитали женщины, заботясь о сохранности своих кладовок, а то детей кормить будет нечем. Через несколько минут этого гвалта мне уже казалось, что меня могут тут разорвать.
Так и оказалась я в амбаре под замком без своих вещей. Меня даже не покормили, от чего в желудке уже бурчало. Хорошо хоть согрелась. Так и сидела, тихо напевая лирические романсы, которые, как нельзя, кстати, подходили для моего настроения. Про меня что, совсем забыли? Повернулась моя судьба так, что до сих пор сама поверить не могу. Еще недавно у меня были планы на жизнь и учебу, вполне определенные, вынашиваемые многие годы. И тут, нате вам, появилась богиня, да еще из чужого мира, и пошло все кувырком.
…
Я любила петь. Сколько себя помнила, я пела, начиная с утренников в детском саду, дома и даже в транспорте. Наверно, эта тяга к музыке и пению была у меня наследственной, так как мои родители учились в музыкальной школе, а потом закончили консерваторию, а теперь мама преподавала в музыкальной школе по классу фортепьяно, а папа играл на саксофоне в оркестре местной филармонии. Да, наш город хоть и не считался большим, но данный объект культуры у нас был. Еще папа часто ездил на гастроли, хотя и проходили они или в райцентрах, или в ближайших к нам областях. Ничего нет удивительного, что музыки меня начали учить с того момента, как я смогла самостоятельно сесть за пианино.
Вот рассказываю о себе, а не представилась. Меня зовут Виорика Павленич. Отец из Молдавии родом был, вот и имя мне дали музыкальное. Переводится как лесной цветок или скрипка. Конечно, когда я была маленькой, то значение имени мне было безразлично, тем более, что многие знакомые говорили о его необычности, что заставляло меня гордиться. Потом я подросла и стала скрывать перевод, а то ведь дразниться начнут.
Папа говорил, что у меня идеальный слух, тонкие нервные пальцы музыканта, и у меня одна дорога – развивать свои таланты и учиться в консерватории. Я была не против, ведь игра на пианино, а потом на скрипке и занятие пением нравились мне гораздо больше всего остального, что должно бы нравиться девочке моих лет, но нет, меня к играм в куклы и скакалки не тянуло. Поэтому и подруг близких у меня не было, так несколько знакомых девчонок по двору и классу. Но это меня не огорчало.
Когда я училась в третьем классе, родители развелись. Уже позже я узнала, что мама встретила другого мужчину, который и стал моим отчимом. Он к музыке не имел никакого отношения, хорошо зарабатывал, вот и забрал нас, меня и маму, к себе. Отец очень переживал, но мы часто виделись, он продолжал обучать меня. А через два года папу пригласили в один из московских оркестров, и он уехал. Вот тогда я действительно стала горевать. Мне не хватало его похвалы и руководства, потому что я шла в музыкальной школе впереди программы, а мама занималась родившимся моим братиком. Тогда мама впервые стала поговаривать, что занятие музыкой не совсем прибыльное дело, что она не хочет для меня судьбы провинциальной учительницы сольфеджио. На знаменитых сценах поют единицы, и нет гарантии, что я войду в число этих единиц. Нет, меня не обижали, даже отчим, который оказался вполне нормальным и добрым дядькой, баловал меня подарками, но и он поддерживал маму и говорил, что музыка пусть будет хобби, а заниматься в жизни надо серьезным делом.
Прошел год, мне было уже тринадцать, когда папа приехал в отпуск повидать меня. Он был очень зол, когда узнал, что мама не занимается дополнительно со мной, заявил, что прошедший год потерян для моего развития, больше он такого не допустит и забирает меня к себе. Мама не противилась, не стала возражать. Так я оказалась в Москве. Уезжала в предвкушении нового и неизведанного, так что разлукой с мамой не огорчилась.
Папа снимал в Подмосковье небольшую квартирку, на работу ездил на старенькой «Ладе», на ней же возил меня на занятия. А я самозабвенно окунулась в музыку, заучивала арии и песни на разных языках, освоила гитару. Даже начала поигрывать на папином саксофоне. Я была счастлива, ведь я поступила в школу при консерватории, правда не на певческий курс, а в класс фортепьяно, но папа нашел репетитора из музыкального училища, который учил меня развивать голос. Мой дорогой папа делал все для осуществления моей мечты, да и своей тоже.
Все закончилось неожиданно, когда я только перешла в последний класс школы. Я была в ожидании каникул, собиралась ехать к маме, по которой тоже скучала. Просто папа не вернулся вовремя с концерта. Я не особенно заволновалась, но утром мне позвонили из больницы, и какой-то хриплый голос произнес те страшные слова о смерти моего родного человека. А я рыдала. Похоронами занималась приехавшая срочно мама. Оставлять меня в Москве одну она не решилась, так что школу я закончила в родном городе, собираясь все же поступать в консерваторию.