Мгла

- Вот, - развернул тряпку и сунул Разлогову.

В темноте проступали лишь очертания. Разлогов вернулся в машину и включил свет.

- Давай сюда.

Мужик ловко достал из пистолета обойму и оттянул затвор. Пистолет клацнул, вспоров заговорщическую тишину. У Разлогова морозец пробежал по спине. Небольшой кусок стали, ладно умещавшийся в грубой руке мужика, и притягивал и пугал.

- Держи.

Разлогов взял пистолет неумелой рукой, повертел, почувствовав приятную тяжесть.

- А от чего брат умер? – спросил он, словно боялся, что между лежащим у него на ладони предметом и смертью брата может быть какая-то связь.

- Спился. Ты не думай, ствол чистый, с войны. Кто там учитывает… За пять штук возьмешь?

Разлогов посмотрел на него.

- С обоймой. Восемь патронов… Ну, за четыре?

Никогда прежде Разлогов с оружием дела не имел. Когда мужик предложил пистолет, единственным мотивом приобрести его было – на всякий случай. Но увидев пистолет, а тем паче подержав в руке, Разлогов почувствовал, что тот ему нравится.

- Брат помер, а мне он на что? Вожу в машине, не знаю, как избавиться.

Разлогов положил ствол на соседнее сиденье, достал портмоне и отсчитал четыре тысячи. Мужик, явно обрадованный, положил обойму рядом с пистолетом.

- Восемь патронов, – повторил он, скомкав деньги в кулаке. – Спасибо брат!

Разлогов завел двигатель и, нажав на газ, понесся вперед, словно за ним гнались. Скрывшись за поворотом, он остановился, вышел из машины, взял тряпку, которой протирал стекла, завернул в нее пистолет и обойму и убрал в багажник.

Мать любила пастельные тона, камин, нарисованные на стенах узоры, мебель под старину, цветы в горшках, которые привозили на лето и увозили на зиму. Матери нравилось, а Разлогову - нет, ему все казалось фальшивым, как розы из папье-маше.

Они сидели за столом в просторной столовой и пили чай. Яркий свет ламп, стилизованных под свечи, желтыми бликами мерцал на чайном сервизе. Кремовые с маленькими амурчиками шторы укрыли за окном апрельскую ночь.

Лариса Федоровна подлила себе из чайника и широко зевнула, запоздало прикрыв рот большой ухоженной рукой. Ей было пятьдесят пять, но лицо еще сохраняло отблеск былой красоты. Ярко-рыжие волосы были уложены, вырез малиновой кофты открывал покрытую сетью морщин, словно старую картину, грудь, на которой поблескивал маленький ромбик с изображением тельца. Она сделала глоток и посмотрела на свои ногти, тоже малиновые.

Разлогов положил на стол конверт.

- Вот. Как ты просила.

Лариса Федоровна заглянула в конверт.

- Угу, - кивнула она и сделала глоток.

Разлогов откусил от бутерброда с колбасой.

- Мам, не понимаю, зачем тебе столько денег? У тебя пенсия и каждый месяц я даю тебе тридцать тысяч. Я не прошу отчета, просто не понимаю, зачем тебе столько?

- Ромаша, - Лариса Федоровна напряженно заморгала. – Ты ставишь меня в неудобное положение! Ты же знаешь, какие сейчас цены. Маникюр, прическа, это же все не копейки стоит. Надя с Наташкой в мае приедут, я же не могу им на день рождения подарить какую-нибудь фигню за триста рублей.

Он смотрел в чашку и жевал.

- Подари тете Наде какое-нибудь из своих старых платьев, а Наташке я куплю цветы.

- Ты что! Старое платье – это хамство! – она развернула шоколадную конфету и отправила ее в рот целиком, за щекой образовалась выпуклость. – Скажешь, тоже. Тебе на тетку две тысячи жалко?

- Ладно. Оставим этот разговор.

- Вот именно – оставим, - она размолола конфету крепкими челюстями. – Давай лучше поговорим о тебе.

- Обо мне? У меня все в порядке.

Он откинулся на спинку стула и ухмыльнулся.

- Ромаш, ты знаешь, я стараюсь не вмешиваться в твою жизнь и никогда на тебя не давлю.

- Спасибо, мама, – он скрестил на груди руки.

- И все-таки, я хочу сказать. Может, уже хватит прожигать жизнь? Голова у тебя на плечах, деньги есть, молодой, красивый, здоровый – пора б уж присмотреть кого-нибудь.

- Мама!

- Молодой, да не совсем. Тридцать два – прекрасный возраст, чтобы завести семью. Девки у тебя есть, это понятно. Погулял и хватит. Чего на них деньги спускать. Это все равно, что в трубу. Вот влюбишься в какую-нибудь по уши, и будет из тебя высасывать…

Разлогов улыбнулся и покачал головой. На нем были джинсы и синий с серо-коричневым узором свитер, который ему подарила Лариса Федоровна. Мать посмотрела на него продолжительным взглядом, окинув большую ладно скроенную фигуру сына, словно оценивала.

- У нас с тобой всю жизнь была семья ты да я, - голос ее изменился. - Я бы внуков понянчила, пока не старая.

Он молчал, разглядывая шторы. Лариса Федоровна взяла чайник и подлила ему и себе.

- Остыл уже, - сказала она, сделав глоток.