Страница 8 из 135
— Непохоже, чтобы она была уверена в том, что она что-то знает.
Губы Белого изогнулись в насмешке, которая была сколь очаровательной, столь и пугающей, потому что помимо белоснежных ровных зубов красовались два выпирающих клыка. Но даже эта насмешка не изменила его холодного взгляда, который он снова перевел на Осеннего.
Я смутно понимала, о чем они говорили и почему называли дедушку Хранителем леса, но в груди становилось больно и обидно.
Да, пускай я не выглядела большой и наглой, но я была уверенна в том, что вложил в меня дед за годы нашей жизни в лесу, которому он был верен до самой смерти.
А он был воистину великим человеком, пусть не таким сильным и большим, как эти типы, но его душа была огромной.
Он бы никогда не бросил их на пути к смерти!
— Если она может спасти брата, дай ей шанс!
— А она может? — от насмешливого мягкого голоса, который резал меня мягко и упорно, хотелось выпрямиться и плюнуть ему куда попаду.
Дело было не во мне!
Меня он мог оскорблять сколько было угодно этой гребанной ледяной душе! Но никто не посмеет унизить память о моем деде, его труды и учение!
— Ты ведь и сам понимаешь, что рана слишком серьезная, — голос Осеннего зазвучал напряженно и явно излишне настойчиво, когда светлые брови Белого сошлись на переносице и холодные глаза опасно сверкнули, — Сами мы не сможем помочь ему! Я не хочу потерять брата из-за твоей заносчивости!
Ой, блин…
Я не могла даже тяжело сглотнуть, потому что все колом застряло где-то в горле, когда плечи Белого напряглись, и где-то в области его широкой мощной груди завибрировал низкий рокочущий звук. Мужчина рычал!
— Она всего лишь мелкий никчемный человечек, — по-прежнему обманчиво сладко и мягко произнесли губы Белого, откуда были отчетливо видны его клыки, но его глаза сверкали, словно сотня серебряных стрел, которые были нацелены на Осеннего — такого же непреклонного и заносчивого.
— Она может помочь!
— Она ДОЛЖНА умереть! — в этот раз рев Белого вырвался наружу с такой силой, что задребезжали стеклянные предметы в доме, и я подпрыгнула, едва не взвизгнув, и подумав про памперсы от оборотней. Можно мне сразу парочку? Потому что, видимо, противостояние только начиналось.
Когда в дом влетели еще двое огромных мужчин, я едва истерически не захихикала.
Опа, какой сюрприз!
И опа, — снова совершенно обнаженные!
И на первый взгляд абсолютно одинаковые!
Они были как две капли воды — темноволосые и зеленоглазые.
Оборотни-близнецы!
Господи, прелесть какая…
Но все-таки они были меньше Белого. Все четверо, включая, кажется, и Синеглазого, который был уже без сознания, истекая кровью, пока его братья были готовы друг другу перегрызть горло. Впрочем, понять это наверняка пока что было просто невозможно, лишь до тех пор, пока мужчина не встанет на крепкие ноги и не покажет себя во всей, так сказать, звериной красе!
— Успокойтесь, — напряженно проговорил один из близнецов-оборотней, когда братья заняли оборонительную позицию между Осенним и Белым, видимо, готовясь отразить удар, как с одной стороны, так и с другой.
— Это придумал не я, есть закон, — звенящим от напряжения ледяным голосом проговорил Белый, продолжая хмуриться, но пока не пытаясь напасть, — Тот, кто видел наш род должен умереть.
— Я не пытаюсь противоречить закону, — мышцы на спине и руках Осеннего были напряжены так, что казалось в воздухе скоро раздастся звон, — Просто дай ей время. Позволь попробовать вылечить его!
Близнецы закивали, тем не менее, не позволяя себе расслабиться, когда я снова вздрогнула, потому что обжигающе холодный взгляд голубых глаз снова остановился на мне.
Он не насмехался, но выглядел надменно-расслабленным, раздавливая меня на мелкие молекулы, словно проверяя на прочность.
—…я просила его убить меня, — прошептала я, глядя в эти ледяные глаза, чуть кивнув на раненного Синеглазого, но говоря на удивление спокойно и стойко, — Там, в лесу, я хотела, чтобы он сделал это, потому что не верила, что смогу найти смысл жизни, оставшись совсем одна. Но он не убил. Он защищал меня, не пропуская тех медведей в дом. Его ранили из-за меня. И теперь я буду жить, чтобы отплатить ему добром…
Осенний обернулся, хмурясь и недовольно сверкая своими яркими желтыми глазами, словно предупреждая, что я говорю совсем не то, что нужно.
Кажется, мне и правда было лучше молчать, но теперь я не могла остановиться, чувствуя в себе то, что называлось одним коротким весомым словом «совесть».
— …я в долгу у вашего брата. И вылечу его, чего бы это мне не стоило, а потом… потом вы можете сделать то, что не сделал он.