Север (1 книга серии Берсерки)

Мне казалось, что эта ночь выпотрошила меня до дна, иссушив все эмоции и отобрав все слезы, не оставив внутри ничего кроме кромешной ночи и полыхающей боли. Только колючий ком снова поднялся откуда-то из глубин раздавленной души, когда я увидела свет от дома и три метающиеся большие фигуры у крыльца, которые напряженно застыли, как только Север вышел на поляну.

Я видела, как выскочила на порог тетушка Зои, в ужасе прикрыв лицо руками, глядя на нас огромными глазами, в которых стояли слезы… и разрыдалась.

Я рыдала, закрывая лицо руками, и содрогаясь всем телом, слыша встревоженные голоса и холодный яростный голос Лютого:

— Назад!

— О Господи! — теплые ладони тетушки были как само спасение, когда она прикоснулась ко мне, вытирая свои слезы быстро и напористо, и скомандовав растерянному Северу, который, кажется, был готов просто заметаться возле дома, — Быстро в баню! Я приготовила на нее воду!.. Север! БАНЯ!..

Я все еще не могла смотреть в глаза кому-либо, слыша взволнованные голоса Беров, которые говорили что-то мягко и поддерживающее, чувствуя, как Север метнулся быстро и отрывисто, как металось его сердце, продолжая колотиться.

Хлопнула дверь, и меня окутала теплая влажность помещения, в котором пахло так по родному смолой и травами, почувствовав, как напряженные руки осторожно опускают меня в теплую воду, и хриплый дрожащий голос еле выдохнул:

— Мия…

Распахнув глаза, и видя перед собой лицо Севера, я отшатнулась, ударившись спиной о край большой деревянной ванны, наполненной до края, и скрывающей меня от синего взора под водой по самый подбородок, почувствовав, как боль снова отозвалась во всем теле, растекаясь словно лава.

— Не надо!..

От крика я охрипла на столько, что мой вопль получился лишь срывающимся истерическим шепотом, от которого Север дернулся, на секунду застыв и потянувшись ко мне, умоляюще изогнув брови и виновато сияя своими невообразимыми синими глазами, но, видя, что он пытается коснуться меня снова, я забилась в воде, пытаясь выбраться и слыша торопливые шаги и голос тетушки:

— Север! Иди к братьям! На сегодня достаточно!

— ...но я думал…

— Иди! Иди, сынок! Дальше мы разберемся сами!..

Поднимаясь на ноги с колен, Север пошатнулся, побледнев и бросив на нас последний умоляющий взгляд, все-таки ушел, осторожно прикрыв за собой дверь. Его бока были просто располосованы, и представляли собой кровавое месиво… Кровь струилась по его бедрам и ногам, но казалось, что он просто не замечал этого. Вряд ли ему было так больно, как мне… и, очутившись в крепких объятьях тетушки, я снова заплакала, утыкаясь в ее плечо, и стуча зубами от сотрясающей дрожи.

— Все хорошо, моя хорошая… — гладила меня по волосам тетушка Зои промокнув до нитки, но не пытаясь отстранится, — Все позади, моя девочка…

Она гладила и укачивала меня до тех пор, пока всхлипы не прекратились и слезы не высохли, помогая освободится от намокшей одежды, и протягивая стакан с ароматным чаем.

— Выпей это, дочка. Это поможет тебе успокоиться, и уменьшит боль…

Содрогнувшись от пережитого и стараясь не думать о том, что за пределами бани ходят Беры, я взяла стакан, тихо выдавив:

— Вы все слышали?..

Убирая мокрую кровавую одежду с глаз, тетушка покачала головой, улыбнувшись грустно и понимающе:

— Нет, я ведь всего лишь человек. Но мой муж был Бером, как и твой Север…

—…он не мой… — содрогнувшись, прошептала я.

— Теперь уже твой, дочка. И, поверь мне, у женщин и без Беров первый раз бывает очень болезненный и неприятный.

Тетушка улыбалась мне тепло и поддерживающе, сев на деревянную скамью рядом, и гладя по волосам.

— У вас так же было?..

— Хуже, — только почему-то она улыбнулась сильнее, сокрушенно покачав головой, — одно спасло, что мой муж не был чистокровным!.. Пей скорее, пока чай не остыл…

И я послушно пила, чувствуя, как слабость постепенно отвоевывает тело у жгучей боли.

— Вы расскажете мне о вас… и вашем муже?

— Конечно! Все, что захочешь знать, но только завтра, а теперь тебе пора спать.

Пытаясь выбраться из ванны, я понимала, что ноги меня просто не держат, содрогаясь и складываясь, как у новорожденного оленя. Болело просто все! Даже ресницы и ногти, из-под которых я усердно выковыривала засохшую кровь, отмокая в ванне, потерявшись во времени.

— Подожди-ка… — с трудом удерживая свое болезненное тело в вертикальном положении, я с благодарностью улыбнулась, когда тетушка ловко замотала меня в огромное красное полотенце, завязав его под грудью, и поддерживая за руку, скомандовала:

— Выносите!

От высокой темной фигуры, появившейся в дверях, которая склонилась, чтобы войти, я снова шарахнулась назад, едва не повалившись в ванну снова, если бы не крепкие руки, которые схватили, поймав в брызгах воды, что со шлепком, разлилась на полу, и солнечные глаза оказались так близко.