Страница 77 из 110
- Работы хороши. Но, не совершенны. Думаю, имея живую модель, ты сможешь добиться куда более лучшего результата.
Ефим нахмурился, не до конца уверенный в том, что услышал. Поэтому, на всякий случай, он уточнил:
- Ты хочешь сказать, что…?
Лена кивнула:
- Да. Я хочу, чтобы ты нарисовал меня.
Грозный против воли усмехнулся и поинтересовался у девушки:
- Ты помнишь фильм, в котором была похожая сцена? Они еще потом утонули, но перед этим неплохо так провели время вместе. Мне тебя именно так нарисовать?
Сообразив, что мужчина имеет в виду, девушка мигом покраснела. Краска залила её лицо, что казалось странным, ведь школьницей она не была, и опыт в подобной сфере имела. Но всё равно – обсуждать настолько пикантные детали ей было несколько неловко.
Покачав головой, Лена пробормотала:
- Нет, не так. Я просто подумала, что…
Но мягкий смех мужчины прервал её на полуслове.
- Лен, я же шучу. Но если ты не возражаешь – я бы действительно хотел написать твой портрет. Так сказать, с натуры.
Девушка кивнула, всё еще немного смущенная разговором. Обернувшись, она спросила:
- Так, и как мы это сделаем?
Ухмыльнувшись, Ефим поманил Лену за собой. Подведя её к самому большому – во всю стену – окну, он усадил её на широкий деревянный подоконник, который был завален подушками.
- Устройся, как тебе удобно, а я пока всё приготовлю. Учти – сидеть придется не один час, так что позу выбирай действительно комфортную.
- То есть на голове не стоять? – уточнила Волкова, - Поняла.
- А ты бы смогла? – хмыкнул художник, глядя на девушку с откровенным любопытством.
- Думаю, мы этого не узнаем. Уж точно не сегодня.
Кивнув, Грозный оставил Лену устраиваться в отведенном ей уголке, а сам, тем временем, занялся обустройством собственного рабочего места. Один их свободных мольбертов он установил так, чтобы ему было хорошо видно и девушку, и само окно, выбрал подходящий холст, и придвинул небольшую табуретку. После чего начал выбирать материал, с которым собирался работать.
- Какие краски ты выбрал? – спросила Елена, когда художник устроился на табурете, пристраивая рядом кисти, палитру и несколько пузырьков с цветными колерами.
- Масляные, - отозвался Ефим, - Мой любимый материал. Правда, есть у него некоторые минусы.
- Какие? – поинтересовалась девушка, расплетая волосы.
Отведя взгляд от девушки, которая пальцами расчесывала свою густую шевелюру, Грозный пояснил:
- Из-за большого количества растворителя, который неизменно ходит рядом с маслом, в мастерской оседает много паров, от которых начинает подташнивать, и голова нестерпимо раскалывается.
Волкова нахмурилась:
- А это не опасно? Если нам обоим станет плохо? Тут же работы явно не на пять минут?
Ефим кивнул:
- Скажу больше – мы тут застряли на несколько часов минимум. Но ты не волнуйся – я подготовился, - парень продемонстрировал Лене небольшую бутылочку с густой жидкостью, - Я всегда использую художественное пихтовое масло. Оно нейтрализует вред от паров растворителя. Ну и просто приятно пахнет хвойными.
Елена кивнула. В голове собрался еще один маленький паззл. От Ефима часто пахло лесом, и именно хвойным. Нередко аромат смешивался с одеколоном мужчины, но полностью он никогда не исчезал. Девушка долгое время гадала, природный ли это запах мужчины, или же он пользуется какими-то средствами. И, наконец, получила ответ на эту небольшую загадку.
- Ты готова? – тем временем, спросил мужчина, закончив приготовления.
Волкова кивнула, усаживаясь поудобнее и опираясь спиной об оконную раму. Длинные золотистого цвета волосы она перекинула на одно плечо, оставляя с другой стороны лишь несколько коротких прядок. В клетчатой рубашке и джинсах, на широком подоконнике, в окружении вороха подушек, Лена смотрелась настолько уютно и гармонично, что Ефим невольно сглотнул, понимая, что его мысли устремились куда-то не туда. Усилием воли вернув сознание в рабочее русло, Грозный кивнул сам себе и, включив негромкую музыку, приступил к работе.
Ефим не зря считал себя профессионалом – в процессе создания портрета он смог отключить личные чувства и максимально сосредоточил всё свое внимание на творчестве. Тщательно прорисовывая каждую линию и изгиб, мужчина забыл о времени, пространстве и прочих земных тонкостях. Он остался наедине с собой. Был лишь он, его мольберт и муза. Которая, опустив невидимую ладонь на его плечо, шептала, какой цвет взять и что стоит изменить в портрете. Тот факт, что невидимая остальному миру девушка за спиной была удивительно похожа на его модель, Грозный успешно игнорировал.
Первый час был самым важным – Ефим набросал основные линии, и Лене пришлось сидеть максимально неподвижно. Она даже дышать боялась до тех пор, пока художник со смешком не разрешил ей периодически вдыхать кислород.
Закончив с основой, Грозный дал своей модели разрешение на шевеления, сосредоточившись на работе. Он, мазок за мазком, воссоздавал на холсте Елену – её тонкую фигурку, облаченную в самую простую одежду, густые волосы цвета зрелой пшеницы, серые глаза. Особое внимание он уделили именно им – её огромным омутам. Его всегда поражало и удивляло это – ему казалось, что таких больших глаз у человека быть просто не может. Только разве что в тех японских мультиках, в которых художники словно пытались избавиться от своих собственных комплексов и недостатков. Но нет – оказалось, что и в реальной жизни глаза-блюдца имеют место быть.
Также внимания художника удостоились запястья девушки. Тонкие – Ефим мог обхватить оба одной рукой, и еще бы осталось место – и изящные, словно у аристократки. Руками она держалась за согнутую в колене ногу, и мужчина на добрых двадцать минут завис на этой части работы, то и дело что-то стирая и меняя, не довольный результатом