Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 71 из 110

- К своему художнику, надо полагать? Или он танцор? Я так и не смогла понять.

- Что…? – выдохнула Лена, мигом теряя всё самообладание и глядя на мать с нескрываемым ужасом.

Усмехнувшись, женщина откинулась на спинку кресла, продолжая, как ни в чем не бывало, пить свой кофе. Отставив в сторону уже пустую чашку, она спросила:

- Неужели ты думала, что твои похождения останутся для меня секретом? Я – твоя мать, и знать всё о тебе – моя прямая обязанность.

- Но…Костя… - пробормотала Лена, пытаясь собраться с мыслями.

- О, он ни о чем не догадывается, - успокоила Софья Петровна дочь, - Твой муж, конечно, пытается контролировать твои жизнь и перемещения, но ему далеко до меня. Даже твой отец ничего не знает. Это – дела девочек, моя дорогая.

Лена смотрела на мать так, словно видела впервые. Нет, она всегда догадывалась, что настоящим главой семьи была именно она – отец часто позволял себе мягкость в общении, и был куда более сердечным человеком, чем его жена. Это на людях всё менялось, и Софья Петровна играла роль кроткой жены, которая подчиняется супругу и чуть ли не заглядывает ему в рот. На деле же всё обстояло с точностью до наоборот – женщина руководила мужем, дочерью, зятем и даже бизнесом, управляя по-настоящему железной рукой. Даже решение о свадьбе дочери – решающее слово оставалось за Софьей Петровной.

Той, которая посмотрела на дочь с легким снисхождением, прежде чем сказать:

- Ну вот и куда ты пойдешь? Кто тебя отпустит?

- Мне не нужно ничьё разрешение, - покачала головой Лена, - Я – взрослый человек.

- Взрослые люди не ведут себя так опрометчиво и глупо, - хмыкнула Софья Петровна, - Выпрыгивать на свидания из окна фитнес-центра. Смешно, да и только. Так же, как и твои побеги из дома в студенческие годы. Да – я и об этом знала, - кивнула женщина в ответ на немой вопрос дочери, - Но позволяла тебе это, потому  что тогда на тебе не лежало никакой ответственности. Теперь же – она на тебе лежит.

- Мне всё равно, - упрямо покачала головой Волкова, - Костя меня не любит.

- Ну и что? – пожала плечами Софья Петровна, - Твой муж – выгодная партия. Для всех нас. Его бизнес, плюс компания твоего отца – это прекрасная инвестиция в ваше будущее. Ты хоть представляешь, какой капитал вы передадите своему ребенку?

Слова матери обожгли Лену, словно она плюнула в неё огнем. Внутренне съежившись от тупой боли, которая приходила, стоило кому-то поднять тему детей, но внешне оставаясь совершенно спокойной, девушка покачала головой:

- Не будет у нас никакого ребенка.

- Не ставь на себе крест, - отозвалась Кошелева, и впервые в её тоне прорезалось что-то, напоминающее сочувствие, - Рано или поздно попытка увенчается успехом. Думай о своей браке, как о вложении в будущее своего сына. Ну, или дочери.

- Зачем? – усмехнулась Лена, даже не пытаясь скрыть горечь, звучавшую в голосе, - Чтобы потом продать своё дитя, так же, как поступила ты?

Софья Петровна поморщилась:





- Какие громкие слова. Продать! И это твоя благодарность за безбедное будущее? Ты живешь чуть ли не у Христа за пазухой – и еще смеешь жаловаться? Неблагодарная.

- Я несчастна здесь. Я не люблю его.

- Ты думаешь, я любила твоего отца? – фыркнула всегда спокойная и даже чопорная женщина, - Да я ненавидела его! Мечтала, чтобы он умер до нашей свадьбы, и тогда мне не пришлось бы ни дня ходить с его фамилией. Он казался мне слабохарактерным, бесхребетным существом, и я презирала его каждую минуту, что нам приходилось проводить в одном помещении. Но этого хотела моя семья – и я подчинилась. И только спустя несколько лет – нет, я не полюбила его. Но ко мне пришло такое чувство, как уважение. И оно гораздо важнее всей этой амурной чуши. Потому что, девочка моя, любовь проходит, а уважение и статус – остаются.

Лена смотрела на свою мать, и не могла поверить, что они действительно обсуждают это. Спустя четыре года после заключения брака, девушка не просто решет подать голос, но и начинает отстаивать свои позиции. Несколько поздновато, но, видимо, Волковой не доставало смелости. Либо просто раньше не было человека, который бы стоил того, чтобы бороться. Теперь же – она чувствовала это – такой человек у неё был.

Покачав головой, Елена, глядя на мать так, словно видела её впервые, сказала:

- Не могу поверить, что ты так поступила со мной. Помня о том, на что тебя обрекли бабушка с дедушкой – как ты смогла также обойтись со мной? Просто продать, как очень дорогую, элитную куклу.

Ни во взгляде, ни в голосе Кошевой не было ни грамма сожаления, когда она отвечала. Лишь легкое недоумение – как можно не понимать элементарных вещей?

- Потому что, я поняла, что мои родители были правы. Они желали мне лучшей жизни. И я желаю того же тебе. Что этот художник сможет дать тебе? Ни денег, ни влияния, ни власти! Ничего!

- Он сможет дать мне счастье! – выкрикнула девушка, вскакивая на ноги, -  И только это мне и нужно! Костя относится ко мне, как к комнатной собаке, или к части декора, и я даже не знаю, что хуже!

Ни один мускул не дрогнул на лице женщины, когда та подняла взгляд на дочь.

- Всё потому, что ты сама себя так поставила. Была бы умнее – давно бы уже научилась манипулировать собственным мужем.

- Да не хочу я никем манипулировать! Я хочу просто, чтобы меня любили!

Поморщившись, Софья Петровна пробормотала негромко:

- Боже, ну и характер. Неудивительно, что Костя гуляет на сторону.

Лена её услышала. Осекшись на полуслове, девушка повернулась к матери, широко распахнув глаза:

- Костя мне изменяет?!

- Допустим. И что? – пожала плечами Кошелева, - Твой отец тоже мне изменяет. Но меня это не трогает. Важен лишь наш статус. Видишь, в чем заключается разница? Свои похождения они тщательно скрывают – недостаточно для меня, конечно, но ты ходила в неведении, пребывая в своих розовых грезах. Так вот, если тебе так нужен твой художник – пожалуйста, играй с ним, но делай это по-умному. Никаких разводов, ухода из семьи и прочего. Я же прослежу, чтобы Костя ничего не знал.