Недотрога

— Как ты вовремя выходной выпросила, — протянула Мариша, зачарованно глядя на острые доски, превратившие мою любимую кроватку в ничто.

— Это точно, — заторможено ответила я ей, все еще плохо осознавая, что случилось.

— Если б ты здесь ночь провела сегодня, осталась бы от тебя груда костей и мяса, — продолжила Мариша. — Что теперь делать будешь?

— Что-что, ремонт, конечно, — ответила я.

— Это я понимаю. Я про то, где ты ночевать будешь все это время, — пояснила Мариша. — К демону своему пойдешь?

— Нет. Обойдется, — отрезала я. — К Марго напрошусь.

— Фи. Она же куртизанка, — скривила губки подруга. Ой, Мариша, а какая между вами разница, если серьезно разбираться? Свобода выбора мужиков не в счет.

— Я же не буду с ней кровать делить. Поставлю рядом диванчик, — пояснила я.

— Тогда уж давай ко мне. У меня спален много, выбирай любую.

— Вот сразу бы так. А то — к демону, к демону, — обрадовалась я. У Мариши ночевать — милое дело: и комнаты большие, и постели удобные, а главное — не тревожит никто.

— Ой, а давай девичник устроим! — тут же загорелась Мариша. — Точно! И не смей отказываться! Можешь даже Марго позвать, я не против.

— Хорошо. Но сначала я в храм схожу, богам молитву воздам за такое чудесное спасение.

— Фи, Лисси, ну ты и зануда, — отмахнулась от меня Мариша и ушла к себе, оставив меня спасать уцелевшие вещи.

Печальное это было зрелище. То, что не поломалось, было засыпано известкой, повсюду валялись доски и куски штукатурки. Я вошла, осторожно обходя подозрительно нависающие фрагменты потолка, и посмотрела наверх. К счастью, помещение этажом выше не пострадало: там попросту ничего не было. Над моей комнатой пролегал один из тайных ходов — пыльный, мрачный, затянутый паутиной. Даже думать не хочу о том, как эти пауки сейчас ползают повсюду. Брр. Надо собрать уцелевшие вещи и побыстрее отсюда уйти. Тем более, что в коридоре группа рабочих уже обсуждает, как они будут выносить мусор.

Могучий и сильный стол уберег все, что в него было сложено. Я достала оттуда документы, перья, бутыльки с чернилами, письма, какие-то сувениры. Боже, сколько всякой ерунды тут скопилось за четыре года! И забирать не хочется, и выбросить жаль. А, гори оно все синим пламенем! Я взяла только самое важное и перебралась в другую часть комнаты. Шкаф покосился, лишился дверцы, зато уберег мои платья. Но слой белой пыли, укрывавший их, сообщил, что горничные меня возненавидят. Я увязала вещи в один большой ком и еще раз оглянулась в поисках полезных вещей. Их по комнате было довольно много, так что набралась еще одна кучка. Печальная участь постигла только мою любимую чайную чашку, все оставленные на прикроватной тумбочке хрупкие вещи и мои домашние туфли. Ну, что ж. Переживу как-нибудь.

Я сложила скарб в старые пододеяльники и завязала узлами. Плевать, что все грязное, потом почищу, когда руки дойдут.

— Одолжить вам платье? — сочувственно предложил тихо подошедший Эрай-Лан, протягивая мне влажный платок, чтобы я обтерла пыльные руки.

— Нет, спасибо. Боюсь, мне твой размер не подойдет, — отказалась я. — А вот косметику, если не жалко, одолжи: моя пала смертью храбрых. Осталось только то, что с собой брала.

— Ой, да без проблем, — радостно отмахнулся дроу. — Сейчас принесу все, что вам может подойти.

— Лучше на ужин с собой захвати. Я в храм пойду — помолиться.

— Правильно, — поддакнул дроу. — Боги — они милостивые. Добрым душам завсегда помогут. А вам тем более. Не так уж им и трудно, тем более, вы еще красавица. Мужчин неженатых кругом — тьма! Найдется и вам пара.

— Ты это о чем? — покосилась я на него.

— А вы о чем молиться собирались? — спохватился он.

— Хвалу воздавать, что меня этой ночью дома не было, разумеется.

— А-а, — протянул дроу. — Ну да, ну да. Правильно. А я пойду, пожалуй, посмотрю, что там у меня есть для вас.

И он быстренько скрылся с глаз моих. Так. Мне это не нравится. Второй раз уже меня замужеством запугивают. Надо будет им все-таки сказать, что это не их дело. Мало ли, почему я все еще не замужем. Может, я в храм собираюсь уйти, как папенька? Если кроме Маришки еще и весь гарем займется обустраиванием моей личной жизни, можно смело увольняться. Потому что чего-чего, а жизни-то мне и не будет. Да и вообще: ни один нормальный мужик на меня и не посмотрит, если я буду приходить на свидания с такой «группой поддержки».

Я не стала переодеваться: не во что было. Так и пошла в храм в легкомысленном платье с вышитыми золотом бабочками. Боги меня поймут.

Выбранный мною храм был довольно далеко, так что я успела заскучать и отбить себе попу, трясясь в карете: дорога до храма была отвратительной. Предполагалось, что путь к богам сложен и тернист. Хотя я подозревала, что у церковников просто не было денег, чтобы обслуживать дорогу. У нас храмы правильные, для народа сделаны, не то что в Мальве: там за каждый чих платить приходится. В храм войти хочешь? Плати. Снеди церковной отведать? Плати. Молитву прочитать? Плати. И не дай бог ты копыта откинешь — никто отпевать не будет, если на похороны себе не скопил.

У нас с этим было куда проще. Хотя и печальнее. Подъезжая к храму, я заметила, что он облез и облупился. Цветные стеклышки в окнах покосились, по крыльцу деловито разгуливали куры. Пахло вареной картошкой и дымом. Прямо как дома. Конечно, уже после того, как папа подался в служители церкви. Хотя он и раньше тащил домой всякие церковные штуки: святые писания, огарки свечей с алтаря, пояса послушников. Мы с мамой только смеялись над его блажью. А когда мамы не стало, отец и вовсе будто умом тронулся: продал поля, усадьбу и ушел в монастырь. Правда, меня без денег не оставил: несколько лет содержал, пока на ноги не встала, и на том спасибо.

Я долго на него обижалась. Не потому, что меня бросил, а потому что дом продал. Столько воспоминаний, столько счастливых дней — и все это отдано каким-то чужим людям. А ведь у нас был замечательный дом: двухэтажный, с уютным двориком и даже садом. Помню, когда была маленькая, все верила, что в саду живут феи, и часами просиживала там в засаде. И однажды увидела, как с неба спустился золотоволосый бог, покружился среди деревьев и одним прыжком вернулся на небо. Конечно, потом оказалось, что никакой это не бог, а просто сын остановившегося в таверне эльфа воровал яблоки, и отец надрал ему уши. Но все равно было здорово.

Я души не чаяла в нашей большой, скрипучей лестнице, и свято верила, что это не ступеньки, а клавиши огромного клавесина, и когда я по ним хожу, где-то далеко-далеко звучит музыка. Так что по вечерам я старалась карабкаться только по перилам, чтобы никого не разбудить случайным нажатием «клавиши». Мне нравился пыльный чулан и огромный чердак, заваленный всяким барахлом. Меня до чертиков пугал сырой и мрачный подвал, в который я никогда не спускалась, потому что верила, что весь пол там заполнен змеями. А огромная, мрачная и раскидистая ель возле самого крыльца, лишавшая кухню солнечного света, вообще казалась мне живым существом: суровым и страшным, отчего гулять я всегда выходила через черный ход. Там, в том доме, была моя маленькая и уютная комнатка с узенькой кроватью под белым балдахином и окно, в которое по ночам жутковато стучались ветки сирени.