Страница 29 из 158
– Смотря, как будешь себя вести, Шин!
– Как буду себя вести?.. Тогда я готов оплачивать за тебя обед в столовой! Неделю!
– Месяц, не меньше! – он с деланным высокомерием поднял указательный палец.
– По рукам! Легко же я отделался!
Мы тихонько захихикали. И вдруг Ёске произнёс:
– И что только Мегуми нашла в этакой размазне, как ты, – слова эти были продолжением нашей клоунской перепалки, нелепой шуткой, но… В ней было слишком мало… шутливого что ли.
Ватанабе понял, что сказал лишнего, и сразу как-то притих, сжался. Мне тоже стало не до шуток, и к приёмной мы спустились в тяжёлом молчании.
Я хотел было поблагодарить ещё раз медсестру, что нас пропустила, но на её месте уже сидела девушка из другой смены – светловолосая иностранка с красивыми зелёными глазами. Она с интересом посмотрела на нас, проводила взглядом и, дружелюбно помахав ладошкой, с заметным акцентом пожелала доброго пути…
Люди из других стран приезжали в эту глушь, чтобы работать – пусть даже на проходной – в такой больнице… Просто удивительно. Настоящий повод гордиться нашим маленьким краем, даже со всеми его бедами и проблемами.
Макото казалась спящей – стояла почти без движения, сложив ладони на животе и смежив веки. Её спокойное, умиротворённое личико дарило чувство странного единения и даже защищённости… Как будто бы Мако вдруг взяла на себя роль всеобщей матери, отринув своё нескладное «я», куда больше подходящее ученице младшей школы, нежели настоящей старшекласснице.
Я невольно обмер, завороженный этой картиной. После пропитанной болезненными воспоминаниями больницы мне отчаянно нужны были такие ощущения – хотелось восхититься, почувствовать заботу…
Ёске, в отличие от меня, не обратил на Мако внимания. Он спокойно повёл свой велосипед мимо меня и, выстукивая каблуками, спустился с крыльца… Достаточно было малейшего скрипа, тишайшего звона велосипедных деталей – и прекрасная иллюзия треснула, раскололась на множество кусков, из-за которых отвратительным потоком тут же засочились беспокойство и страх.
Макото, выдернутая из милого транса издаваемым Ёске грохотом – да, для меня сейчас перестук подошв и шелест колёс казался настоящей какофонией звуков! – удивлённо огляделась. На её лице больше не было тронувшего меня спокойствия – только по-детски простая и явная беспомощность.
Тихо выругавшись, я подхватил свой велосипед за рога руля и потянул за собой, давя в себе непонятно откуда взявшуюся ярость и злобу.
Девушка же, сохраняя молчание, нагнала меня и пошла рядом, по другую сторону от велосипеда. Так близко, но в то же время так далеко… На расстоянии вытянутой руки, но за непреодолимым препятствием – нет, я подразумевал не раму двухколёсной машины – между нами сейчас пролегло нечто большее… Нечто важное. Но я не мог понять – что…
– О чём думала? – неловко спросил я, пытаясь замять молчание – тишина оставляла слишком много путей для трусливых и бессмысленных размышлений.
– Думала?.. – Макото удивлённо посмотрела на меня, но, тут же сообразив о чём я, с улыбкой ответила: – Просто размышляла о жизни… Принимала… решение…
– Решение?
– Угу, – она по широкой дуге перевела взгляд в другую сторону. Лукавый жест так и говорил: «Это секрет, не для твоих ушей».
– Ясно, – я не смог сдержать улыбки. Раздражение, вызванное присутствием Ёске, осталось далеко позади, у крыльца величественной, но от этого не менее неприятной мне больницы.
– Я решила быть другой, – вдруг произнесла Мако серьёзным, грустным, совершенно не свойственным ей голосом.
– Другой?.. – растерянно переспросил я.
– Именно… Но это ведь не имеет значения, да? – она, невпопад рассмеявшись, хлопнула меня ладошкой по спине. – Всё равно уже слишком поздно…
И тут я понял… Понял, что сейчас стояло между нами. Боль. Огромная, невыносимая, чудовищная боль. Эта боль давила Макото, съедала девушку изнутри... Спрятанная глубоко-глубоко, замаскированная под обыкновенную глупость – самая страшная, глубинная боль. И нелепый смех, которым Мако разразилась секунду назад, не был аспектом шутки. Ему предназначалось замять, заретушировать слёзы, подавить рвущиеся наружу всхлипы…
Но Макото всё-таки заплакала. Тихо. Очень осторожно, оставаясь в своём крохотном мирке…
«Уже слишком поздно», сказала она... Поздно для чего?.. Я не знал. И не имел права расспрашивать.
Сейчас мне нечего было сказать. В словах не было смысла.
Оставалось только порадоваться дороге, идущей в гору – это давало нагрузку на тело, не позволяло расслабляться и болтать попусту. Мы трое нуждались сейчас именно в этом… Даже я, минуту назад проклинавший тишину, сейчас упивался ею. У меня были на то причины. У всех нас были.