Страница 109 из 158
Я почувствовал себя лишней деталью этого механизма, незначительной пешкой, которую можно обсуждать без стеснения и жалости. Хотя дело было не во мне – нет. Первопричиной моего дискомфорта была Хитоми с её дворянскими замашками. Высокомерная госпожа, прячущаяся за маской обыкновенной хрупкой девушки…
Моя неприязнь к ней вдруг стала расти с поистине пугающей скоростью.
Однако… Неужели Макото ревновала? Неужели эти её грубость и подозрительность действительно были обусловлены недоверием к сестре?.. Хотя та уже дала какую-то клятву… Очень важную. Но какую? Не претендовать на чужих парней?.. Держаться в стороне от личной жизни сестры?.. Или же?..
– Отпусти меня, – тихо потребовала Мако, и рядом со мной снова зашелестела ткань, но на этот раз намного мягче. Даже слишком мягко. И как-то очень поспешно. – Спасибо, сестрица.
Это обращение Макото, «сестрица», вызвало во мне неприязненную оторопь. Младшая дочь Дома Амамия вложила в обычное, казалось бы, слово слишком много противоречащих друг другу чувств и будто бы старалась восхвалить им и унизить одновременно…
– Сейчас выступала девочка, – Макото хмыкнула. – Рассказала историю про болото и обручальное кольцо…
Знакомые ориентиры. Именно эту историю я хотел рассказать – и рассказал бы, скатившись к импровизации, не вздумай Хитоми выйти перекурить прямо посреди празднества!..
Я вздохнул с облегчением. Оправдание выходило не слишком убедительным, но всё равно устраивало меня целиком и полностью.
– А потом… – Мако мягко хихикнула. – Потом твои друзья поняли, что тебя нет…
– И? – старшая дочь Дома Амамия насторожилась.
– И они перепугались… Начали перешёптываться – вдруг тебя забрал тот самый парень, что бродит в ночи рядом со старым храмом…
– Глупости. С какой стати кому-нибудь вообще принимать эти россказни так близко к сердцу?..
Я тихонько хмыкнул, вспомнив свой недавний страх перед возможностью воплощения этих самых россказней. Наверное, Хитоми сама не знала, как ошибалась – или знала, но не хотела признавать из-за глупой гордости.
– Ты такая забавная, – Макото хихикнула и приблизилась ко мне – я почти кожей чувствовал её снующие в темноте ладошки. – Пытаешься выглядеть непроницаемой, сильной… А сама сбежала, испугавшись правды.
Правды?..
– Какой ещё правды?! – взвизгнула Хитоми под самым моим ухом.
– Ты ведь нагрубила ему…
– И что?! Что в этом такого?
– Не боишься? – слова Макото обжигали. И даже сквозь морозную черноту я чувствовал, как задрожала Хитоми.
– Я ничего не боюсь! – в голосе старшей дочери Дома Амамия лязгнул огромный стальной засов. Это была жирная точка в разговоре, акцент, который просто невозможно было перебить. – Уже давно, – добавила она чуть тише. – С того самого дня…
– Ты забавная, – снова отметила Макото, приблизившись ко мне почти вплотную. Она намеренно делала вид, что не замечает меня, не находит во мраке – и потому мягко водила руками из стороны в сторону, замыкая вокруг моих плеч мягкие объятия.
– Я не боюсь, – хладнокровно отчеркнула Хитоми.
– Нет, серьёзно! Ты очень, очень забавная… Правда, Шин?
Я запаниковал. Всего на миг – но поддался обрекающему потоку чувств, что низвергался в пропасть неуклюжей тишины. Каждая секунда молчания всё сильнее усугубляла моё положение, заставляя костями прочувствовать остроту момента и ту вольную безответственность, с которой Макото вытолкнула меня на передний план.
Но это быстро прошло. Оттолкнувшись от растерянности и страха, я решился отомстить Хитоми за все унижения этого вечера, доказать ей всю серьёзность моих решений.
– Да, – я тут же кашлянул, прочистив отказывающее повиноваться горло. – Да, действительно, Хитоми – ты проявила себя не лучшим образом!..
– О боже, Шин, – старшая дочь Великого Дома измученно вздохнула. – Ты даже поддакнуть толком не можешь… Ведёшь себя как ребёнок…
Никогда ещё я не чувствовал себя так глупо… А единственная, кто мог сейчас вселить меня хотя бы крупицу уверенности – Макото – давилась смехом, судорожно подёргивая мой рукав.
Да, пожалуй, мне следовало просто промолчать.
– Уже жалеешь, что выбрал неправильную сторону в этом конфликте? – слащаво-колючим голоском поинтересовалась Хитоми, подлив масла в пламя моего стыда. Стыда и гнева.