Страница 8 из 14
– Так что все твои предсказания гроша ломаного не стоят…
Он прижимает уши, опускает то, что осталось от крыльев, – он так еще в училище делал, когда я говорил, что ничего путного из него не выйдет.
Меня начинает потряхивать озноб, думаю, надо бы разжечь костер, – он (не помню, не помню его имени) спохватывается, нет, нет, нет, нас могут увидеть. Уже не спрашиваю, кто – те или эти.
Молчим.
Он не к месту и не ко времени вспоминает, что когда-то хотели полететь туда, к звездам, на собственных крыльях…
– …дель!
– Ч-что… что такое?
– Да Цитадель же!
С трудом разлепляю веки, пытаюсь понять, что вообще происходит, смотрю на пылающее зарево там, где должна быть Цитадель…
Бежать.
Бежать к Цитадели, даром, что нет сил бежать к Цитадели, скорее, я должен быть там, я должен держать меч, даром, что не могу держать меч, я должен рубить врагов, даром, что зарубят, скорее, меня…
Спешим к Цитадели, охваченной пламенем, она кажется бесконечно, бесконечно далекой. Уже поднимаясь по склону холма, я чувствую, что что-то не так, я не слышу звона клинков, я не слышу криков и клекота, и шума крыльев не слыхать…
Догадываюсь – уже когда добираюсь до Цитадели, когда вижу то, что осталось от двух непобедимых армий – растерзанные тела, песок, напитанный кровью, обломки доспехов…
Еще кричу остатками израненного горла, еще зову кого-то, хотя знаю, что никто не отзовется.
Оборачиваюсь – вовремя, чтобы отбить атаку, думаю, откуда у него силы на рукопашную, откуда у меня силы на рукопашную, черт меня дери, откуда у меня силы держать меч, уцелевший у кого-то из убитых…
…снова мир заливается кровью, песок предательски скользит под ногами, камни вонзаются в колени…
…Он опускает меч.
Отворачивается.
Сейчас удобно как никогда рубануть с плеча – не рублю, понимаю, что-то происходит, он что-то видит там, зря, что ли, настраивает хитромудрые линзы…
– Я все понял, – говорит он, наконец.
Молчу.
– Это не другие звезды там… далеко… не другие земли…
– Да?
– Да. Одна и та же звезда, и что-то черное изгибает её свет по всей вселенной… петлями, спиралями, бешеными лабиринтами…
– Думаешь?
– Уверен. Звезды давно погасли, звезды умерли, там, вдалеке, остались только куски черноты… которые бесконечно гоняют по кругу один и тот же свет…
– Хочешь сказать… осталась только наша планета… и наша звезда…
– Боюсь, что нет…
– Но как же…
– …вот так… боюсь, мы не более чем отражение звезды, погибшей миллиарды лет назад.
Чувствую, что бледнею.
– Воспоминания… немыслимо… не более, чем воспоминания…
– К сожалению.
Смотрю на то, что некогда было двумя непобедимыми армиями, спрашиваю то, что хотел спросить уже давно:
– А с нами… что дальше будет?
Он отвечает сразу же – видно, уже смотрел.
– Мы убьем друг друга.
– Но… нет, мы этого не сделаем, смеешься, что ли…
– …убьем.
– Видел?
– Видел.
– А вот и проверим…
Все-таки разжигаем костер – чуть в стороне от кровавой битвы, устраиваемся на ночлег – снова подступает холод, и я уже знаю, что это не холод пустыни, это холод чего-то другого, что приходит за всеми за нами.
Сегодня ночью всё случится.
Сегодня ночью мы узнаем, что мы видим там, среди звезд…
Где-то на западовостоке
Это же где-то на западе было, да?
Или на севере?
Или это же было где-то на юге?
Ну не на востоке же, в самом деле?
И меня спрашивают – и я спохватываюсь, отвечаю, ну конечно, конечно, где-то на западе, а может, на севере, а может, на юге, но уж никак не на востоке, ну не могла быть Восточная Империя на востоке, ну уж никак.
Я уже знаю – лучше сделать вид, что мне ничего не известно, совсем-совсем ничего.
И они заведут ничего не значащий разговор о ничего не значащих вещах, и останется только кивать и поддакивать, ух ты, да вы что, вот это да, быть того не может.
И про Восточную империю больше не вспоминать.
Совсем.
И когда кто-нибудь после третьей-четвертой рюмки скажет, что её вообще не было, никакой Восточной Империи, да откуда ей вообще взяться.
Кажется, это было где-то на востоке, скажут мне.
И я подхвачу – ну, конечно же, на востоке.
Или нет, постойте, на севере, перебьет кто-то.
Ну конечно, кивну я, на севере.
Или нет, на юге это было, возразят люди.
Ну, разумеется, на юге, соглашусь я, где же еще.
Не на западе же, вставит кто-то.
Конечно же, какой запад, быть того не может, чтобы на западе.
Я уже знаю – лучше сделать вид, что мне ничего не известно, совсем-совсем ничего.
И они заведут ничего не значащий разговор о ничего не значащих вещах, и останется только кивать и поддакивать, ух ты, да вы что, вот это да, быть того не может.
И про Западную империю больше не вспоминать.
Совсем.
И когда кто-нибудь после третьей-четвертой рюмки скажет, что её вообще не было, никакой Западной Империи, да откуда ей вообще взяться.
Сегодня у меня праздник.
Сегодня цветет вишня.
Праздную цветущую вишню, чтобы не забыть, кто я, и что я.
Рисую пагоду.
Опять же, чтобы не забыть, кто я, и что я.
Вырезаю фонарик из пустой тыквы, вставляю свечу, ставлю на окно.
Чтобы не забыть, кто я есть.
Когда-нибудь я построю свой замок, говорю я себе.
Когда-нибудь, говорю я себе.
Смеюсь сам над собой.
Уже знаю – этого не будет.
Когда-нибудь у меня будет пагода, говорю я себе.
И смеюсь.
Потому что знаю – никогда.
Смущаемся.
Когда нас представляют друг другу, уже не помним, где и как, и почему, какой-то вечер, какой-то праздник (не мой, не её), называют какие-то имена, смотрим, смущаемся, да мы немного знакомы, ну, не сильно, ну да…
Пожимаем руки.
Любезно улыбаемся.
Встречаемся за столиком в кафе.
Думаем, в который раз мы встречаемся здесь, в которой жизни.
Как всегда говорим о чем-то ни о чем, а где работаете, а кем, а как устроились, – хотя хотим спросить совсем другое, а чего, собственно, от нас хочет мироздание, зачем нас приводят сюда снова и снова, чего от нас ждут – что мы убьем друг друга, или что мы сыграем веселую свадьбу, и наш сын объединит два мира…
Мы не знаем.
Мы не думаем об этом, не хотим думать. Спрашиваем, кто где работает, кто как устроился, и вообще…
Мне снятся самолеты, говорю я.
Мне снятся самолеты, говорит она.
Они летят, говорю я.
Они летят, говорит она.
Они сражаются над городом на мечах, говорю я.
Она хмурится, она сомневается, она не верит, нет, мечи и самолёты – это как-то не вяжется одно с другим, в те времена мечей уже не было, самолеты на пистолетах сражались, не иначе…
Расходимся.
Кто-то там, кто вернул нас сюда, сердится, что опять ничего не получилось.
Думаю – что именно не получилось.
Это же где-то на востоке было, – спрашивают нас.
Спрашивают – где-то в большой компании.
И я говорю – ну, конечно же, на востоке.
Или нет, на севере.
Да разумеется, на севере.
Да нет же, на юге.
Ну, кто бы сомневался, конечно, на юге.
Но не на западе же, говорят мне.
Ну, конечно, соглашаюсь я, как Западная Империя может быть на западе, откуда е й взяться на западе в самом-то деле…
Это же было где-то на западе, спрашивают меня…