Страница 55 из 56
Париж, Париж... Почему ты один на свете? Разве нет в мире городов более древних, более славных, более богатых? Более нищих или всё это вместе наконец?
Да, конечно. Но почему...
Париж.
Самовлюбленный и таинственный, древний вечно юный город мечты. Самовлюбленный и влюбленный вообще, в том числе и в себя, как во всё прекрасное. Сам — предмет любви для многих, очень многих, и как дитя капризный во взаимности. Ты не терпишь сладкой лжи и падок на лесть. Тщеславный и наивный, великий вечный Париж.
Что знали дикие галлы, воздвигшие более двух тысяч лет назад крепость на острове посреди тихой речушки и назвавшие ее поэтично и мирно "Лютеция"? Могли они знать, что река текущая по зеленой плодородной долине века спустя станет Сеной, известной всему миру. А маленький островок, ставший позднее Нотр-Дам, а теперь островом Сите`, поднимется над всей землей и станет пьедесталом будущего Парижа.
Они не знали, да и мало кто догадывался тогда и вовсе позабыл сейчас, что с того длинного, похожего на лодку острова и началась история города, так и не отдавшего свою тайну, хотя сердце его открыто для многих.
Всё дело в том, что по мановению палочки Великого Дирижера и Великого Шутника, глядящего на нас с небес, эти галлы, ничего не зная о своем будущем (как не знаем и мы, просвещенные, по сей день), построили город на выступающем из воды основании земной оси, которую столь безуспешно ищут на полюсах и дне океана. Дело в том, что ось эта выходит на поверхность не там, где должна строго научно, а там, где ей хочется. И далеко не в одной или двух точках. Одна из них — тот самый Нотр-Дам.
Лютеция на острове вовсе не оказалась крепостью. Она шагнула с берега и протянула ко всему миру первые мосты, как руки.
"Ну что же вы? Боитесь?"
А мир застыл на берегу и только завороженно смотрел. Он до сих пор смотрит. Париж стал сценой для всех прочих.
"Я есть Театр!"
Великий театр жизни. И все поняли, что они сами — лишь зрители и провинция. С тех пор в Париж приходят с одной целью — покорить его. Стать великим и именно в нем, нигде больше. Так же, как выходят на сцену...
Это не самый большой или самый богатый город, но самый "королевский". Здесь каждый хочет стать Королем. И главное, это удается. Здесь нет принцев и нищих, есть Короли нищих и просто короли. Первые среди своих. Не важно, в чем. Это так естественно и безусловно, что никто и не помнит, что в Париже — республика. Потому что это неправда. Во Франции — пусть, но не в Париже. Это особо. Об этом-то галлы знали…
Не приходят в Париж просто так. Там — встреча с собой, со своим личным Парижем, о котором ты слышал и знал. Нельзя без встреч и разочарований, нельзя — как в любой другой город, в первый раз. Париж ищут, в Париж возвращаются, даже если "натурально" нога твоя здесь не ступала, по этим камням. Всё равно. Иначе — нет смысла.
Елисейские поля в Париже. Огромный бульвар уходящий куда-то в закат. Названый в честь греческого Рая, где души героев гуляют, любимцев богов.
Вряд ли бы душам героев понравилась нынешняя широченная река асфальта с кафе по краям и аллеями жидких деревьев. Рай с неё был бы виден, да его закрывает Триумфальная арка.
В чем же тайна? Безумный город живет, и не будь у него такое количество разных ворот со всех сторон, а найдись одни главные, можно было бы написать два известных изречения на их арке, способных стать его девизом: "Суета сует, всё суета", и рядом: "А всё-таки, она вертится!"
Галилей не был парижанином, увы, да и ворот нет...
А всё-таки! Всё-таки... Ах, Париж. Разве одной этой пьесой ты повергаешь в изумление публику?
Тайна.
Каждый день солнце, пройдя над городом, не может уйти, а, спустившись к себе на закат, как кошка ложится на землю и подглядывает в замочную скважину Триумфальной арки, пытаясь понять, что же оно освещало весь день. Смотрит со стороны. И уходит, так и не поняв, чтобы вернуться. Последнее, что оно видит — асфальт Елисейских полей. Потоки блестящих машин или тишина. Играет шарманка.
Откуда ты, почему ты один? Зачем нам твоя шарманка, старик, она ведь играет только три песенки. Одни и те же.
Да, только три. Зато из века в век. Людей так много проходят мимо меня, что они не знают, что песенок три, каждый слышит одну. Только свою. И я тоже. И не замечаю совсем, что это одно и то же, ведь каждый раз...
Что говорить. Париж всегда Париж. Он был бы пустым без шарманки, а без Эйфелевой башни спокойно мог бы прожить. О Бастилии сейчас горюют больше.
Секрет?
Да, он есть. Он в том, чтобы оставаться собой. Нет другого такого города, чтобы так никому и не подражал. Ни разу за все века. А их всего только двадцать. Или чуть больше. Не имеет значения, он молод, да, но уже совершеннолетний. А порой — совершенно зимний. И даже когда на Елисейских полях идет дождь, всё равно они снова прекрасны.