Страница 31 из 121
— Мастер! — взвизгнула я, вглядываясь в бледное лицо Леруса. — Вам плохо?
— Оно... — пробормотал еле слышно мужчина, — оно жжет...
— Что? Где жжет? — испуганно отозвался Лист, хватая мастера за плечи.
А на наших глазах происходили жуткие метаморфозы с магом. Мужчина продолжал бледнеть, а по темным волосам ползла изморозь седины, взгляд стал тусклым и безжизненным, только губы еще шевелились, произнося все то же:
— Оно жжет меня изнутри...
Лист уже звал на помощь, вокруг нас собралась целая толпа, а я в ужасе глядела на стремительно седеющего мужчину, в предсмертных конвульсиях сжимавшего мою руку. Жутко, мерзко осознавать свою беспомощность, свою неспособность защитить, спасти, помочь. Я отрешенно глядела в застывшие льдисто-серые глаза умирающего и изо всех сил сжимала его руку. А из переулка уже мчался лекарь Селевар, разгоняли толпу стражники.
— Данна! — послышался у уха голос мастера Буса. — Учащаяся Жваго...
Я отрешенно глянула вдаль, потом на Листа, потом снова на лежащего на моих коленях седого мужчину.
— Данна, — подоспевший мастер Селевар попытался помочь мне встать.
— Мы ничего не смогли... — вырвалось из моей груди то ли оправдание, то ли рыдание.— Он... Он...
— Даня... — Листик осторожно выпутал мою руку из пальцев умершего. — Даня, на меня глянь.
А мне было жутко. До боли жутко и еще как-то страшно, словно кто-то глядит на меня. Страшно. Я всхлипнула снова, прижавшись к плечу Буса. Пощечина подействовала моментально. Туман в мозгу рассеялся, нервы успокоились, подступившая истерика с жалобным визгом скрылась далеко и надолго.
— Спасибо, Листик, — отозвалась я.
— Всегда пожалуйста, — кивнул мой друг, помогая мне подняться.
Бус отправил с нами одного из стражников. Глупыми вопросами изводили нас недолго, и остаток вечера я провела на кухне с Ольхой и Хмелем, старательно пытаясь забыть весь пережитый ужас. Много что-то их сейчас на меня свалилось, ужасов этих. Я, конечно, привычная девушка, к истерикам не расположенная, но все эти смерти, умертвия и прочая белиберда меня уже порядком издергали. В помощь мне был направлен успокоительный чай с мятой, коего я выпила ведро, не меньше. Все, сон мне теперь вообще не светит, разве что сниться будут быстрые реки и шумные водопады. Как жестоко я ошибалась!
***
Кошмары вернулись и прочно укоренились в моем ночном времяпрепровождении. И сегодняшняя ночь не стала исключением. Снова мне снились хмурые стены с изъеденной грибком кладкой, запах плесени, сырая подстилка из соломы. А еще эти шорохи в темноте, и красные глазки, зло глядящие на меня из мрака. Хочется спать, тело болит, но страх, что эти твари вцепятся мне в лицо, не дает сомкнуть глаз. А коготки уже стучат по каменному полу, шорохи в соломе все ближе, писк и злое шипение совсем рядом. И я стою, прижавшись к холодной стене, и беззвучно давлюсь слезами. Не буду просить, не буду плакать. Я не дам себя сломать. Что-то мягкое касается ноги, когтистые лапки цепляются за подол платья, крыса карабкается вверх. И я с визгом отшвыриваю ее, а рядом еще одна. Боль от укуса, и новая попытка вырвать из ноги кусок мяса. И я сдаюсь, с визгом бросаясь к двери.
— Выпустите! — мой крик вперемешку со слезами. — Я больше так не буду! Сестра Лирея!
Но меня не слышат. Мне не откроют, и ждать утра мне придется в компании голодных и злых крыс. Это не первая моя ночь в подвале, но страшнее всего знать, что, увы, и не последняя. До нового проступка, кажущегося учителям достойным такого наказания.
— Данна! — голос мастера заставил разлепить веки, осознавая, что это был только сон. — Данна, проснись.
Я обвела комнату ошалелым взглядом, заметив перепуганных боровиков, всклокоченного ворона на изножье кровати, мастера в одной ночной рубашке и колпаке, сидящего на моей постели. Сон. Только сон. Я со стоном уткнулась лбом во впалую грудь моего наставника и от всей души зарыдала. Просто от облегчения, что это только прошлое, и оно до меня уже никогда не доберется.
— Да что же это такое! — застонала Ольха. — Что же тебя так снова затянуло-то!
— Испугалась она. Просто сильно испугалась, — поглаживая меня по спине, произнес мастер. — Солнышко, это только сон. Тебе что приснилось? Умертвия, да? Или убийства?
— Приют, — сдавленно пробормотала я. — И крысы.
Вяз презрительно сплюнул, Ольха руками всплеснула, мастер крепче обнял меня.
— Чтоб их, святош этих. С их воспитанием... — прокряхтел Каратай. — Теперь на тебя приют вообще права не имеет. Ты совершеннолетняя.
— Не сунутся они сюда, — подтвердила Ольха.
— А явятся, мы их с лестницы спустим, — подтвердил мастер. — Все?
— Все, — размазывая слезы по лицу, согласилась я. — Я уже хорошо себя чувствую. Идите спать.
— Хочешь, я с тобой посижу? — уточнил Каратай.
— Идите спать, мастер, — грустно улыбнулась я ворону. — Вам своих проблем хватает.
— А я тебе сейчас чаю с мятой заварю, — кивнула Ольха, — самое лучшее лекарство.
— А я все-таки посижу, — с нажимом произнес ворон.
— У него бессонница, — усмехнулся мастер Болот.
— Во-во, — кивнула птица. — А ты спи, я покараулю.
Вскоре мне в руки сунули чашку с ароматным чаем, укутали в одеяло и, по очереди чмокнув в лоб, Ольха и Болот вышли из комнаты. Ворон сначала носился по изножью, потом перелетел на изголовье и теперь сопел над ухом.
— Очень испугалась? — ожил мастер, перестав изображать чучелко.