Страница 35 из 42
Родился Миша в Крыму, в селе недалеко от Ялты, в семье крестьянина, мать и отец – болгары. В период оккупации полуострова немцами отец его, Федор Попов, был старостой, оказывал активную помощь немцам. Немало русских парней было выдано оккупантам отцом Миши. После освобождения Крыма вместе с крымскими татарами Федор Попов со всей семьей был выселен и сослан в Северный Казахстан.
Русский народ не злопамятен, быстро забывает все причиненные обиды. Миша был реабилитирован от репатриации и приехал в Сосновский район Горьковской области. Почему он выбрал Сосновский район – это его тайна. Вскоре был разрешен выезд его отцу с семьей. Отец его переехал в пригород Одессы, но Миша по каким-то причинам не направился к нему. По-видимому, за Мишей был большой грех. Он боялся встречи с людьми, среди которых провел свое детство и отрочество. Боялся быть опознанным, так как Одесса и Ялта расположены не так далеко друг от друга. Только поэтому Миша решил искать свое счастье в сердце России. В этом он не ошибся. Счастье ждало его в Сосновском. Он избрал правильный путь комсомольского, а затем партийного работника. Женился на девушке из хорошей семьи, с высшим образованием, она окончила агрономический факультет сельхозинститута. Под влиянием жены Миша поступил учиться в седьмой класс Сосновской вечерней школы и только благодаря помощи и настойчивости супруги с большим трудом получил аттестат зрелости.
Работники райкома партии при подборе руководящих кадров узрели в Мише Попове что-то лидерское и удовлетворили его давнишнюю просьбу – выдвинули председателем колхоза. Здесь Миша воспользовался не только материальными благами колхоза, но и решил учиться, зная, что без специальности рано или поздно ждет физический труд. С третьего захода он сдал на заочный агрономический факультет Горьковского сельхозинститута. Принят был в качестве исключения, поскольку был председателем колхоза.
Венецкий колхоз при умелом руководителе мог быть перспективным хозяйством. До коллективизации мужики большого села Венец в пятьсот дворов хорошо удобряли землю навозом, и она им щедро платила за труды. С проведенными реформами на селе вместо кулаков разоряли умных тружеников-крестьян. С организацией колхоза еще до войны отдельные поля запустели. Навоз вывозили на ближние участки, большая часть земли затощала. В период войны и в первые послевоенные годы почти все мужицкие лесные и полевые сенокосы заросли лесом и кустарником. Посевные площади резко сократились. Из земли тянули последние соки, но ее, кормилицу, не кормили. Урожаи зерновых стали низкими, в отдельные годы не собирали высеянных семян. Колхозники на трудодни не получали ничего. Народ сознательно стал избегать работать в колхозе. Мужики занимались отходничеством, устраивались в лесозаготовительные предприятия. Часть народа из села уезжала навсегда. Молодежь тоже не держалась, шла учиться и в село не возвращалась. Да ко всему этому частая смена председателей колхоза привела животноводство и полеводство в полный упадок.
Чтобы удержать народ на селе (чрезвычайные сталинские законы не помогали), было дано директивное правительственное указание: заниматься подсобными промыслами, организовывать промышленные колхозы. В селе Венец выстроили большой деревообрабатывающий цех. Установили в нем примитивное оборудование: ножные токарные станки, деревянные верстаки для столяров. Закупили большую партию ручных рубанков, фуганков, шершебок и так далее. Установили две пилорамы. Линии электропередач в залесной части района еще не было, поэтому к пилорамам и циркулярным пилам устанавливали дизельные тракторные моторы или пилили при помощи тракторов. Народ потянулся в цех, так как платили не трудоднями, а деньгами. Работники готовили тарные ящики и токарные изделия: ручки, отвертки, стамески и ножи для заводов Сосновского и Павлово. От побочного пользования колхоз стал получать большие доходы, но недолго. Секретарем райкома был избран директор Барановской МТС Сулимов. В этом ему помогло протеже тестя, работавшего в то время заведующим сельхозотделом обкома партии. Человек недалекий, с небольшим кругозором, с первого дня работы стал настаивать на ликвидации цехов и побочных пользований в деревнях. Основой послужили частые выступления секретаря ЦК Хрущева Никиты Сергеевича о ликвидации частного скота, садов и приусадебных участков не только рабочих и служащих, но и колхозников. Цеха стали закрываться, а затем уничтожаться. Народ разбежался, частично уехал из деревни, но пока многие держались за собственный дом, сад и корову. Каждый руководитель райкома, не думая о последствиях, вносил свою лепту вопреки директивным указаниям обкома партии.
В течение почти тридцати лет колхозы были мелкими, что ни деревня, то колхоз. Народ к этому привык. Колхозы обслуживали машинно-тракторные станции, поэтому за ними осуществлялся двойной контроль – со стороны МТС и района. Председатель колхоза был наподобие робота. Работал только по установленной программе райкома партии и МТС. С реорганизацией МТС районное руководство стало слабо осуществлять контроль за мелкими хозяйствами. Каждому колхозу надо было давать трактора, комбайны и всю необходимую сельскохозяйственную технику, обеспечивать кадрами инженерно-технический персонал, что привело к раздробленности и разбросанности. Поэтому было принято решение ЦК КПСС и совета министров СССР об укрупнении колхозов. Снова все это отразилось на экономике колхозов и благосостоянии колхозников. Каждая реформа, по-научному прогресс, при перестройке хозяйства или производства приносит большой ущерб на первых порах, а в сельском хозяйстве – на долгие годы. Укрупнили и колхоз «Венецкий». Влились в него, как в озеро, еще два колхоза – «Вилейский» и «Залесский». Во главе укрупненного колхоза поставили коммуниста, партийного работника, заместителя секретаря парткома Павловского автобусного завода Молокина. Рекомендовали его как хорошего организатора, всю сознательную жизнь проработавшего на комсомольской и партийной работе. Во время Отечественной войны Молокин возглавлял политотдел какой-то флотилии. Говорить он мог на собраниях красноречиво и подолгу, но сельскохозяйственного производства не знал. Вырос в городе, сельскохозяйственного образования не имел, а раз взялся за гуж, то будь дюж. Трудно сказать, как он решал вопросы и давал распоряжения. Однако за три года работы колхоз не двинулся ни шагу вперед. Ничего не построил, поголовье скота уменьшилось, посевные площади сократились. Районное начальство любило, но и побаивалось языка Молокина. Его смелости и нахальству мог позавидовать любой генерал. Он без стука в дверь заходил к секретарю обкома и председателю облисполкома, обходя в приемной всех сослуживцев.
Один раз Молокин поспорил с секретарем райкома партии Сулимовым о том, что, если райком разрешит ему съездить в Москву к министру сельского хозяйства Мацкевичу, колхоз получит новый комбайн и бортовую автомашину. Поспорили они на приличную сумму.
Сулимов говорил:
– Мацкевич тебя не примет.
Молокин утверждал:
– Если Мацкевич будет в министерстве, то в день приезда попаду на прием.
На командировку попросил только трое суток. Как он сумел в день приезда быть на приеме у Мацкевича, один он знает, однако все подтвердил документами и личными подписями Мацкевича. В течение одного месяца прямо из фондов министерства были получены трактор «ДТ-54», автомашина «ГАЗ-51» и комбайн «СК-4».
Молокин говорил, что Мацкевич принял его вначале чуть ли не в штыки, но после короткого объяснения, а за словами он в карман не лез и мог нарисовать словесно любую картину будущего колхоза, беседовал с ним два часа. Когда вышел из кабинета, только тогда в приемной объяснился, что он – председатель колхоза имени Горького Сосновского района, имеющий свободный доступ к министру.
Сулимов проспорил, но Молокин ему об этом ни разу не напомнил, хотя он был частым гостем не только в будни, но и в праздники и воскресенья. Молокин на деньги колхоза был гостеприимен, не только руководство района, но и всех районных работников угощал обязательно с водкой, потому что сам без нее жить не мог ни одного дня. Даже на районные пленумы, сессии, активы, исполкомы и бюро он приходил обязательно с бутылкой водки и через каждые полчаса почти у всех на виду пил по сто грамм.