Страница 11 из 20
«Почему именно он так несчастен на свете?» - думал про себя в этот день каждый из них. Кажется, писатель Толстой говорил, правда, только про семьи, что все счастливые счастливы одинаково, а вот несчастные, мол, те каждые несчастны по-своему. И как бы этим двоим сейчас хотелось отдать свое одиночество тому, кто его так сильно желал в эту секунду, и не ведал, как коварно оно на самом деле может быть. Как же их сейчас растягивало двойственное чувство – одно тянуло бежать домой, а второе хотело сблизить и помирить, они и не ведали даже, по какой причине друг на друга дуются. Эта тоска, грусть и одиночество, все слилось в большое внутреннее несчастье, и каждый злился, не давая ни сердцу, ни мыслям покоя. Что случилось? Что переменилось? Что же делать теперь?
*
Вечером они не произнеся ни слова, легли спать. Елизавета заснула быстро, Ярослав, немного повертевшись. Однако, Елизавета встала, ближе к полуночи, (отбой у них в девять вечера), замученная жаждой, спустилась выпить воды, а вернувшись обратно, обнаружила, что спать уже не хочет. Она посмотрела на спящего юношу. В комнате было жарко, поэтому тот сбросил одеяло. Елизавета подняла его, чтобы не испачкалось, но накрывать им бывшего друга не спешила, повесив его на свою кровать, пошла к двери проверить, не ходят ли рядом дежурные врачи, вернулась обратно. На всякий случай, она взяла одеяло, и взобралась на кровать к Ярославу.
Девушку волновала красота ног, плеч, лица, да и всей фигуры соседа по палате! Ей на миг подумалось о том, как повезет какому-нибудь парню, иметь рядом такого мужчину. Ведь теперь у него он непременно будет, он здоров в отличие от неё, Елизавета завидовал ему. Она смотрела на него, как вдруг стало страшно интересно, что чувствуют парни, когда трогают друг друга за плечи, когда их страстно целуют и хотят. Может быть, те, ранее, называемые натуралками, все-таки находили какую-то прелесть в мужчине? Может, не совсем они извращенки?
И Елизавета положила свою руку на ногу Ярослава, стала гладить. Отпустила. Пусть и в гладковыбритой ноге, в ней чувствовалась мощь мужчины, сила. И ей приятнее было бы, если эти ноги ёю овладели. Если…
Стойте! Елизавета отпрянула. Какие дурацкие мысли! Она не может принадлежать к натуралам. Она вернулась на место. Перед этим даже укрыла Ярослава одеялом, чтобы больше не видеть ни притягательных отчего-то её губам мест, ни объекта для зависти.
Однако заснуть долго не могла и решила сделать то притягательное раз и на всегда, она поцелует мальчика и узнает, наконец, принадлежит ли к проклятому сообществу или нет.
Она второй раз взобралась к Ярославу, тот спал в том же положении, что и был ёю оставлен. Она потрогала его торс и затем шею и лицо. Лицо было небритым. Елизавета обрадовалась тому, что заодно узнает, что чувствовали гетеросексуальные женщины, когда целовали небритых мужей-деспотов?. Она узнает, правда ли щетина так сильно колит, или это старые легенды. К тому же, думала она, это еще одна подстраховка, что поцелуй ей не понравится, и она останется придерживаться нормальной ориентации.
Она повернула лицо Ярослава и стала приближаться к нему губами. Когда их створки ртов соприкоснулись, почувствовала легкое головокружение от удовольствия от легкого соприкосновения с чужой кожей. Она раскрыла чужой рот своим языком, совершенно позабыв о том, что целует спящего человека, и что с нею случиться, когда человек проснется.
*
На следующее утро Елизавету разбудил поцелуй в щеку.
- Доброе утро. Не знал, что мы похожи.
- Доброе утро, - ответила та и стала стыдливо одеваться.
- На самом деле, я тебя любил. Я просто не знал, как выразить свои чувства. Еще я не знал, как ты к ним отнесешься. А недавние события… Я думал, ты узнала, что я немного иной и стала от этого так плохо ко мне относиться.
Елизавета пожала плечами. Была смущена.
- Я только вчера благодаря тебе открыла себя по-новому. Я боялась приближаться к тебе, но мне очень хотелось. А холодна я стала из-за шутки, которую ты не оценил… Я решила, ты раскусил меня и…
- Недопонимание, - сказал Ярослав.
- Да.
Через некоторое время Ярослав ушел на восстанавливающие процедуры, и Елизавета осталась одна. Она вновь держала в руках ту самую тетрадку с записями о бальных танцах и изучала шаги и движения танго, которому сейчас собиралась обучаться. Она листала недолго, закрыла. Ей представлялась та картина, в которой она будет объясняться со своей семьей. У Ярослава-то, наверное, уже все давно решено и родители только рады будут тому, что их сын не только обрел здоровье, но и свою любовь. Но Елизавета, её родители не поймут, для них больница не только не принесла улучшений за огромные деньги, а прибавила им проблем, додумавшись поменять единственной дочери ориентацию. Не даром мать так беспокоилась за неё, не даром возила её к проститутке и сводила, как только могла, всячески к женским телам и развтрату.
Елизавета бросила тетрадь и вышла. От скуки стала читать настенные объявления. Обнаружила еще висевший, старый список с операциями. Вернулась к себе в комнату. Не находила себе места. То принималась что-нибудь читать, то откладывала, то смотрел в окно, где бегали дети-солдатики. То слушала музыку, вставив в телефон наушники, то пила минеральную воду и даже съела йогурт. Успокоиться не могла. Не могла привыкнуть к мысли, что она натуралка. Не может такого быть. Почему эта странность происходит именно с нею?