Страница 10 из 20
*
Девушка ходила по коридору, выпила прописанные лекарства, спустилась в киоск при больнице и разглядывала журналы, которые там продавались, купила пару груш и бананов в отделе овощей и фруктов, вернулась наверх. От скуки снова тянуло в сон, сосед так и не вернулся. Интересно, куда он мог запропаститься, думала Елизавета. Если бы его выписали, он непременно бы оставил записку, а потом, выписка - такая радость, ее долго клянчат у врачей, перед тем как получить, всегда ей радуются, весь этаж знает, когда кого выписывают, такого произойти не могло. Она бы обязательно знала. Узнала бы об этом в лице первых. И она тут же усмехнулась, многие вещи друга были на месте. Многие, но не все. Она села на кровать, думая ждать Ярослава, но, не прошло и десяти минут - уснула крепким сном.
Когда проснулась вновь, обнаружила себя спящей не сидя, как засыпала, а лежа. Встала, потерла глаза, и увидела теперь Ярослава на месте, он лежал, смотрел на неё.
- Проснулась, наконец? - осведомился он, - Добрый вечер! Долго ты спала! - рассмеялся.
- Да нет, я вставала, а ты куда уходил?
- Мне же восстанавливающие после операции процедуры делают. Забыла?
- Нет.
- Сейчас ужинать будем?
- Отец ушел?
- Да, перед процедурами еще. Забрал кое-какие вещи с собой. Вот.
Девочка не стала говорить о танго, просить учить её танцевать. Как-то неприлично, думалось ей, беспокоить человека. И отложила танцы.
- Тетрадь прочитала? - спросил Ярослав.
- Читала.
- То-то я смотрю вчера весь вечер сидела!
- Очень интересно. Я бы и никогда не задала себе такой вопрос: откуда возникло танго? Есть, и ладно, пользуйся без лишних вопросов, забавляй парней! - ухмыльнулась Елизавета, она думала, будет смешно, но шутки у неё как всегда не вышло.
Елизавета никогда в жизни никаких девчонок не забавляла, никого не любила, лишь мечтала об этом, может быть, поэтому такие шутки у неё и не выходили. Она не общалась с девчонками, не имела возможности такой практики.
Ярослав же, наверное, был ловеласом. К тому же, теперь он стал полноценным, здоровым членом общества, Елизавета вновь нашла и потеряла друга, вновь кому-то поверила, а все это оказалось лишено смысла, вновь вместо капли счастья получила огромный болевой удар в сердце.
Ярослав ответил лишь одним словом, он протянул, пытаясь при этом хотя бы фальшиво улыбнуться:
- М-да... - и замолчал.
Они отправились обедать, после обеда оба молча, вернулись на кровати. Елизавета принялась читать книги, которые привезла еще из дома, да позабыла, обнаружив новое знакомство. Даже позвонила матери, чтобы та приехала навестить её, привезла новой одежды, старую забрала, привезла в палату немного меда и забрала книги, теперь, похоже, заново придется перезванивать и говорить, чтобы все-таки взяла парочку новых романов заменить те, которые собирается увезти. Если вчера она не могла заснуть от того, что прочла тетрадь Ярослава, прочла о танго, и грезила сегодня учиться танцевать, то сейчас, увидев его не в духе, и, скорее всего, не в духе именно из-за неё, она на него обиделась. Она же не просилась танцевать? Почему так быстро ему надоела?
Даже если дело было в излишней её общительности и надоедливости людям, даже если в том, что они теперь не ровня друг другу - больной инвалид второй группы и этот зазнавшийся человек, который только что, несколько дней назад перенес операцию и уже считавший себя здоровым, крепким человеком, достойным смеяться над такими неудачницами, как она, это было подло.
Елизавета смотрела на него, на его невинное, спящее, красивое лицо и хныкала. "Лучше б ты умер, когда тебе делали операцию, и я не узнала, какой, на самом деле, ты гадкий!" - рыдала. Негромко, потому что место дежурства медицинского персонала находилось недалеко, и она боялась, её слезы услышат, будут долго спрашивать, не болит ли у неё что, не обидел ли её кто. Ей стыдно было плакать, и она лежала, лежала и успокаивалась прямо здесь, в комнате, ладонью вытирала слезы, всхлипывала, затем спустилась за платком, легла спать, к счастью, заснула скоро.
На следующий день никто из них не стремился к общению. Ярослав шепнул спросонья приветствие, пожелание доброго утра, Елизавета сделала вид, что не заметила. А когда она после обеда, отправилась вниз к пришедшей навестить её матери, еще и демонстративно вернула ему тетрадь с записями. Вернула так, что Ярославу стало ясно, ни с ним, ни с его тетрадью Елизавета водиться больше не будет. "Все-таки, как я не стараюсь соответствовать, не получается у меня завести обычного друга", - опустил он голову, так и ходил весь день. "Совсем ужасно будет, если он захочет перевестись от меня в отдельную палату, для нормальных", - думала Елизавета. Такого, не происходило, но мальчик действительно спрашивал отца о переезде домой, если раньше он и мог здесь оставаться, то теперь ему была милее его зеленая скамейка, ругающийся вечно после работы отец, главное - уехать, забыть о том, что есть дружба, перестать верить, как младенец, в людей, и, тем более, чью-то на свете любовь. Родители его ненавидели, если бы государство не платило ему пенсию, давно бы от него избавились, их у него не было бы, соседи косо смотрят, говорят с ним лишь из жалости, все ужасно.