Страница 10 из 23
Руки готовы взять нечто вроде резинового мячика – и вдруг ощущают вес железного ядра.
Дуб, из которого сделана голова, сильно отличается от современного дуба: он плотнее.
Под головой длинная шея – рубили ниже к плечам. Рубили аккуратно. Я уверен: тот, кто рубил, рассчитывал со временем восстановить фигуру.
Рубил тот, кто не хотел разрушать статую; тот, кого заставили. И он сделал это бережно.
В месте разруба, в нижней стороне шеи, заметно отверстие, можно просунуть карандаш. Это, скорее всего, работа самого Ворошилова. Он просверлил голову инструментом под названием “приростной бурав”, извлёк длинный столбик древесины и посчитал годовые кольца: таков научный способ определения возраста материала.
Изначально фигура была вырезана только ножом и топором, а затем вся выскоблена, ножом опять же. О манере работы мастера можно составить мнение по глазам фигуры – они сделаны грубыми сильными прорезами, а зрачки – наоборот, почти идеально круглые: рука умельца была крепка.
Нет никаких свидетельств, указывающих на чин этого образа. Считается, что это голова Параскевы, но это может быть также и голова Богородицы, или Марии Магдалины, или святой Ольги, или святой Февронии.
Я не могу долго держать голову в руках: духу не нравится, и что-то обжигает мои ладони.
Массив дуба, из которого вырезали фигуру, – старше фигуры лет на триста.
Дуб срубили в древние, языческие времена.
Это дерево не выросло само по себе: люди помогли ему.
Дуб – не сосна и не ель, дуб любит тепло. Изначально дуб не рос в средней полосе России. Дубовые рощи постепенно появились вокруг Рязани, Калуги и Тулы примерно в первой трети первого тысячелетия, когда изменился климат, когда в центре евразийского материка началась великая засуха, принудившая кочевые азиатские народы сняться с мест и уйти на запад.
Славянские племена, жившие по краю Великой степи и Великого леса, вынужденные защищаться от кочевников, рубили крепости, остроги и сторожевые башни, используя самый прочный известный им материал: дуб.
В каждой деревне жили древоделы: семья, две-три семьи, люди со сноровкой, опытом, знаниями, с остро наточенными топорами.
Сосну рубили на строительство жилых домов и хозяйств. Сосны всегда было много. Сосна до сих пор – самый лучший и распространённый строительный материал, дешёвый и удобный. Сосновая смола полезна для здоровья, кто вдыхает её целебный запах – становится спокойным и долго живёт.
Берёза – сорняк, всегда росла везде и ничего не стоила, шла на дрова, береста – на поделки.
Осина – на колья: ствол её самый прямой.
Однако никаких правил не существовало, в разных землях росли разные леса, севернее – сосна, берёза и ель, южнее – дуб и осина. Где-то было принято и топить печи осиной, и складывать бани из осины. В поздние, христианские времена осиновый лемех использовался для покрытия храмовых куполов.
Каждой семье древоделов принадлежала своя дубовая роща – или несколько, в зависимости от величины семьи. Рощи передавались по наследству. За рощами ухаживали. В конце весны прореживали: если два дубка вылезали рядом – один сносили без жалости. Зимой опять приходили: срубали у молодых дубов нижние ветви, чтоб дерево тянулось вверх. Если, несмотря на все усилия, дуб вырастал кривым – его тоже срубали, оставляя солнечный свет для других деревьев, с прямыми ровными стволами.
От жёлудя, от ростка – до сноса, до строительного размера, – дуб растёт самое малое пятьдесят лет. В холодный год даёт менее полуметра роста, но если солнца много, если лето длинное и жаркое – до метра.
Отцы выращивали, сыновья срубали, одновременно следя за тем, как поднимается новая поросль – для внуков.
Все члены семьи – отец и несколько сыновей – знали каждое дерево в своей роще, решали, какое когда срубать.
Как правило, основной заработок имели, говоря по-современному, на оборонных или государственных заказах: когда вождь или князь, властитель тех мест, решал поставить новый острог или детинец. Полсотни дубов надо срубить, чтоб возвести сторожевую башню; полсотни тяжёлых брёвен изготовить и доставить, иногда – за сотни километров.
Но и платили за это хорошо.
Заплатив, князь-вождь приказывал сложить брёвна в ряд под открытым небом, чтоб подсохли. Срубленный зимой дуб должен пролежать минимум год. Главное – не сушить его в тёплом месте, иначе обязательно треснет повдоль.
Дуб сносили вместе с комелем, выкорчёвывали, глубоко обкапывая землю вокруг; это была начальная и самая трудная работа.
Из нижней части, включая комель, вырубали колоду в четыре метра, тяжёлую, как смерть.
Колоду отдавали священнослужителям, волхвам, – те благодарили и выреза́ли из колоды образ бога солнца, или бога грома, или бога плодородия, или какого-нибудь другого бога из множества, – и надёжно вкапывали нового идола в землю, рядом со старыми.
Идол, вытесанный из дуба, стоял вечно.
Поскольку нижняя, самая твёрдая и ценная часть срубленного дерева преподносилась в дар богам – всё остальное, сучья, ветви, кора и листья, становилось священным, получало покровительство надмирных сил.
После отделения колоды вторая часть ствола очищалась от ветвей: выделывалось основное строительное бревно, всегда разное, от пяти до десяти метров, часто и длиннее – в зависимости от кривизны ствола. Дубы редко вырастают идеально прямыми, несмотря на всю заботу.
Но бывали дубы – как свечи, из них и по два бревна получалось.
Ветви и сучья перерабатывали тут же, на месте, выбирая длинные и прямые части: из них вырезали главное оружие тех диких времён – боевые дубины. У каждого мужика дома стояли в углу три-четыре дубины, отполированные, разного веса и длины, – такие, чтоб с одного удара башку снести. Дубины любили, как сейчас любят ножи и винтовки. Прежде чем учиться мечевому бою, молодые воины упражнялись на дубинах.
Уработав весь ствол и все ветви – обычно на это уходило два-три дня, – древоделы шли отдыхать; наступал черёд их жён и дочерей, они делали лёгкую часть работы: снимали со ствола кору. Отваром коры лечили расшатанные зубы, кору накладывали на раны, но бо́льшую часть продавали кожевникам.
Кожи, вымоченные в отваре дубовой коры, становились крепкими, из выдубленных кож изготавливали боевые брони.
Но главной ценностью были сами брёвна. Продав их, древоделы бо́льшую часть вырученных средств тратили на приобретение новых топоров и ножей; чёрное железо стачивалось быстро, особенно если работать с крепким деревом.
Так однажды появилась на свет дубовая статуя, чью голову я держал в руках.
Я был убеждён, что из колоды сначала вы́резали языческого идола. Он стоял на капище лет двести или триста, его грозный лик мазали кровью быков, коней и агнцев, а губы – их жиром. Ладони волхвов полировали грудь идола, спину и чело.
Возможно, то был образ женского божества, Мокоши, и его обвязывали по шее и поясу льном и куделью, подвешивали в дар кольца, серьги, браслеты.
Трудно представить, какую силу накопил идол. Сколько животных и птиц было зарезано у его подножия? Вероятно, приносили в жертву и людей, детей даже.
Сам я не могу знать точно, убивали людей или нет. Я там не был, нюхом не нюхал, пальцем не трогал.
Я чувствую только, что дерево напитано яростными мольбами и смертным ужасом. Кровавая дань уплачивалась регулярно, пока не села в Киеве княгиня Ольга, первая на Руси христианка: при ней истуканы оставались голодными, а некоторых Ольга и вовсе приказала закопать. Сын Ольги, Святослав, великий воин, христианства не понял и не принял, чёрные колоды откопал и возобновил жертвенные подношения. Наконец, сын Святослава, Владимир, приходящийся Ольге внуком, вступил в этот мир язычником, но сам крестился и крестил всю свою землю.
Далее христианство утверждалось на Руси около трёх столетий. Сначала это была вера князей: они за свой счёт ставили храмы и сами же в них молились. Один только Андрей Юрьевич Боголюбский построил десяток каменных храмов. Простой же люд бегал и в церковь, и на капище. И к старым богам, и к новому, триединому. Мало ли что. Какое-то время Русь была территорией двух религий, кое-как уживавшихся друг с другом. Были у нас в истории даже восстания волхвов.