Страница 95 из 133
- Ну... наверное, да, мы не пара. И никогда не были парой. Я не люблю его, а он меня. Вот только... почему-то меня очень сильно тянет к нему, - говорить об этом парню было очень неловко. Аста опустила глаза и представила, что сидит на приёме у доктора. - Я чувствую к нему очень сильное физическое желание. И он может этим пользоваться. Если он, ну... спит со мной, то после этого я как будто теряю волю.
Никита медленно кивнул:
- Вообще изначально и не предполагалось, что у тебя будет хоть какое-то наличие воли. У новобращённых этого нет, пока они не освоятся. Думаю, это оказалось для твоего дружка очень неприятным сюрпризом. Но почему так произошло, я не имею ни малейшего понятия. Что-то у вас пошло не так. Думаю, настройка сбилась в сторону физики, если, как ты говоришь, физическое желание в наличии. Ты не влюблялась, случаем, в кого-нибудь? - Никита поиграл бровями, и Аста вспомнила, как он предупреждал её не влюбиться в него.
- В тебя точно нет, - отшутилась она. - Никита... а как можно избавиться от привязки?
Он пожал плечами:
- Обративший должен тебя отпустить. Другого способа нет.
У Асты сжалось сердце. Отпустить? Вейлир ни за что этого не сделает.
- Подожди, но я слышала, что старшие иногда сами решают расстаться. Типа любовь прошла.
- Да это всё красивые сказочки. На самом деле это как в арабских браках, слышала? Муж может сказать жене, что с ней разводится, а она не может. Обративший может порвать связь, обращённый — нет. Но обращённый может попросить об этом, и если обративший не возражает, тогда да.
Это был крах. Это и так уже был полный крах, но тут, как говорится, «со дна постучали». Никита добавил:
— Но это ещё полбеды. Если ты попросишь о свободе, и он отпустит тебя, когда ты ещё не станешь самостоятельной — ты погибнешь. А чтобы стать полностью самостоятельной, обычно нужен год или два. Так что не торопись с этим.
— Но, блин... — Аста потёрла лицо руками.
Она вдруг почувствовала себя ужасно усталой. Так обрадовалась, что наконец нашла таинственного Никта — чтобы узнать, что выхода нет.
— Что же мне делать, я так и буду послушно раздвигать ноги, как только он до меня дотронется? Это унизительно.
Никита промолчал. Отпил чай, побарабанил пальцами по столу.
Чтобы не гипнотизировать его глазами, Аста придвинула к себе свою кружку. Тоже попробовала отпить, но как с соком сегодня в кафе — не получилось. Жидкость в чашке не убывала.
Не успела Аста расстроиться, как Никита заговорил:
— Если ты не спишь с ним, он не имеет над тобой власти?
— Да.
— Ну тогда всё просто — не спи с ним.
Аста разозлилась:
— Очень просто, ага! Как будто он не может взять и заставить. И свой мир я построить не могу, несамостоятельная. Надо возвращаться к нему, а он тогда... Или даже появится здесь, и... — докончила она упавшим голосом.
И вообще — неясно, что происходит. Неясно что сталось с рисунком, с их клятвой. Знает ли Лорен, что Аста её фактически нарушила? Если теперь клятву нарушит Вейлир, кто будет виноват? И что случится с Астой, если Лорен заберёт Вейлира, а Аста не в состоянии существовать самостоятельно?
— Здесь он не появится, по крайней мере некоторое время, — Никита прервал её мысли, грозившие превратиться в беспорядочный поток. — Я запретил ему воплощаться. Это не навсегда, но дня на три-четыре хватит.
— О... — тут Аста кое-что вспомнила. — Скажи, ты ведь уже так делал? Когда мы с тобой встретились впервые.
— Я всегда так делаю, когда их вижу, — Никита рассмеялся, показывая мелкие острые зубы. — Я уже говорил, что ненавижу их племя?
Не ответив, Аста принялась рассуждать вслух.
— Это, с одной стороны, хорошо — если бы мне не нужно было к нему возвращаться. Тогда я бы могла жить здесь. Но я ведь не смогу долго тут пробыть, верно? — она испытующе взглянула на Никиту.
Тот кивнул:
— Чем дольше ты здесь, тем сильнее будет истощаться энергия высших. Такие вещи, как святая вода и прочее, могут этот срок продлить, но со временем неизбежно станешь вампирить на эмоциях людей, а этого я, уж извини, не смогу допустить. Другое дело если бы у тебя был якорь.
— Я его уничтожила, — она потерянно покачала головой. — Вот только что. Ты видел — рисунок. Да и мне сказали, что якорь со временет затянет меня, если его не уничтожить.
— Предмет — да. Если бы у тебя был якорь-человек... Возможно, тебе даже удалось бы вернуться. Хотя я не уверен. Ведь твоего тела больше не существует, я правильно понимаю?
— Я... не знаю, что со мной произошло. Ты думаешь, моё тело ещё существует? Я могу в него вернуться?
Едва воспрянувшая надежда тут же сгинула, когда Никита покачал головой:
— Ты бы знала.
— Но я сегодня...
Она вспомнила, какой живой, до боли настоящей чувствовала себя рядом с Пашкой. Неужели только потому, что именно он рисовал тот ставший якорем рисунок? Или...
— Никита... а что если у меня есть якорь-человек?
Аста торопливо рассказала о том, что произошло в кафе, о том, как пила самый обычный сок. О Пашке, рисунках и о том, что он не забыл её, хоть и не помнил никаких подробностей.
Выслушав её сбивчивый рассказ, Никита помычал и надолго задумался.
Чай уже давно остыл, когда он наконец снова посмотрел на Асту. У него было лицо человека, который с трудом верит своим же словам.
— Ты знаешь, — сказал он, — если всё это действительно так... возможно, ты уже почти вернулась. Не хватает какой-то малости, какого-то толчка. Если бы тебя не призвали, как ты говоришь, через рисунок сегодня, возможно, ты уже воплотилась бы навсегда.