Страница 38 из 133
Проснувшись, Женя долго лежала с открытыми глазами, уставившись в предрассветный мрак. Настройка, связь... Выходит, это хорошо, что она не довела до конца «трапезу» у Габина дома. Но голод всё равно не отступал. Он превратился уже в её постоянного спутника, стал частью её организма — беспрестанный неудержимый голод.
В школу в тот день она не пошла.
Убедила мать оставить её дома, усилила в её сознании беспокойство и заботу — дело оказалось несложным. Вот только Женя не рассчитывала, что с ней вместе дома оставят и Костю: он тоже с утра капризничал, в детском саду ходила какая-то эпидемия, и мама обрадовалась, что может одним выстрелом убить обоих детей... то есть зайцев.
До обеда всё шло хорошо, а потом чувство голода стало сильнее.
Женя твердила себе, что Костю нельзя трогать, что он ребёнок, её маленький братик, но чем дальше, тем больше ей хотелось наплевать на все условности и просто пожрать. Она даже попыталась утолить тот голод обычной пищей, пошла на кухню и сделала на скорую руку бутерброд с колбасой.
Сухой спазм тошноты сотряс тело, стоило Жене только поднести бутерброд ко рту. Хватило одного запаха. Она безнадёжно отложила его.
И, прежде чем поняла, что делает, крикнула:
— Костя! Хочешь бутик? — голос прозвучал странно глухо, но раскатился по всей квартире. — Костя!
Позвала и спохватилась: дура! Ведь целый день старалась держаться подальше! Присматривала издалека, не играла с ним вместе, невзирая на все просьбы, вела себя так холодно, как только могла. Чтобы теперь, вот так просто, взять и позвать?
Раздался быстрый топот маленьких ножек. Кухонная дверь приоткрылась.
— Ты звала? — голова брата просунулась в щель.
— Звала, — не своим голосом ответила Женя.
Хлыст кинулся вперёд, присасываясь к мальчику. Женя взметнулась в воздух. Рывком приблизилась к брату, впитывая его удивление и испуг.
— Как ты это делаешь? — любопытство победило. Костя боялся, но спрашивал.
— Научить? — она приподнялась, зависла над его головой, изогнулась. Волосы рассыпались, тапки свалились с ног.
Брат сжался в комочек:
— Я буду плакать!
Хлысты завибрировали, прогоняя сквозь себя Костины возбуждение и страх.
— Плачь, — засмеялась Женя. Коснулась другим хлыстом Костиного разума, подправляя своё изображение в его сознании: нарисовала себе рот, полный острых клыков, представила огромные изогнутые когти на кончиках пальцев, подкрасила алым радужки.
— Ма-ама! — Костя расплакался. Обиженно, гневно, как умеют только дети. С осознанием своей полной правоты. Ревел, тёр кулаками покрасневшие веки, стоял и орал.
Хлысты зашипели, напитываясь энергией, набухли, задрожали сильнее.
Подержав ещё немного, Женя отвела их. Насытилась.
— Ну всё уже, всё, всё, всё, — пробормотала она равнодушно. Опустилась на пол. Волосы упали на плечи.
Костя взвыл с новыми силами.
— Ну хватит, хватит, всё уже хорошо, — Женя присела и стала вытирать катящиеся безостановочно прозрачные круглые слёзки. Обняла брата, прижала к плечу головку. — Прости. Прости, я больше не буду. Хочешь конфету?
Мама запрещала давать брату конфеты, поэтому это было безотказным оружием. Слёзы ещё катились, Костя ещё всхлипывал, но упрямым уверенным голоском ответил:
— Хочу.
Получив лакомство, он совсем успокоился. Сестра подогрела ему молока с мёдом, и, выпив его, довольный Костик вернулся к игре.
Женя посмотрела ему вслед. Устало вздохнула, потёрла руками лицо.
Надо заканчивать с этим. Нельзя паразитировать на родном брате, тем более ему всего четыре года. Или идти в школу... или к Габину.
Ладно, она подумает об этом завтра.
А пока — бурлящая в теле энергия подталкивала делать глупости, и Женя подбежала — почти подлетела — к окну. Ледяной октябрьский ветер ударил в лицо, окатил шею и грудь. Седьмой этаж — здесь всегда ветер.
Летать... Каждый раз после хорошей подпитки воздух словно становился плотнее, сам выталкивал её наверх, как поплавок из воды.
Медленно Женя поднялась на уровень подоконника, зависла, дотрагиваясь до поверхности только пальцами ног. Несмело занесла ногу над пропастью. Дрожь прокатилась по телу. Нет, не так. Так, сразу — слишком уж страшно.
Женя зажмурилась. Двигаясь медленно, по сантиметру, поплыла вперёд. Ветер играл волосами. Она касалась пальцами рамы, и касание это придавало уверенность. Когда не смогла больше тянуться, когда запротестовали неудобно заломленные назад руки — тогда открыла глаза.
Она висела в бездне. Далеко внизу покачивались верхушки деревьев. Ходили мелкие, игрушечные люди. Никто не интересовался Женей, никто её не видел.
Она летала посреди бела дня во дворе, окружённом несколькими девятиэтажками, а её никто не замечал.
Почему-то эта мысль её ужасно рассмешила. До истерики. Она висела в воздухе, без опоры, отпустив уже обе руки, и хохотала на весь двор, как шальная ведьма. Пьяная шальная ведьма.
Тут же захотелось попробовать ещё одну штуку — которую на её глазах проделывал Вейлир. Творить одежду.
Наполовину прыжками, наполовину в полёте она вернулась в свою комнату. Встала перед зеркалом. Разделась и испытующе уставилась на свою сестру-близняшку с настороженным взглядом, рассыпавшимися по плечам тёмно-русыми волосами, абсолютно и совершенно нагую.