Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 117 из 133



Она застыла. Он вёл себя так, будто ощущал её присутствие. Но он явно её не видел — взгляд плавал в пространстве, не останавливаясь ни на чём.

Она медленно, наблюдая за его реакцией, убрала руки. Отстранилась.

Пашка непонимающе шевельнул бровями. На миг нахмурился. Опустил руку с телефоном и повернулся — снова к Асте, как стрелка компаса к магнитному полюсу. Он выглядел как слепой, с этим плавающим настороженным взглядом. Несколько раз поводил головой из стороны в стороны, словно прислушиваясь.

— Паш... — шепнула Аста, не очень веря в успех.

Пашка замер. Отложил телефон и поднял освободившуюся ладонь в воздух. Так, будто пытался нащупать что-то или ждал прикосновения. А в следующий миг губы его шевельнулись:

— Настя?

От простого вопроса у Асты пересохло в горле. Она кивнула, забыв, что он её не видит. Протянула вперёд руку, как будто могла прикоснуться к нему. Провела пальцами по его ладони. Ей кажется, или она действительно ощущает тепло?

Пашкины пальцы дрогнули в ответ на прикосновение. На миг сжались, будто пытались схватить её пальцы. Ощущение тепла стало сильнее.

— Настя, — повторил он. А потом мотнул головой и, глядя в пространство, тихо спросил: — Женя?

Ей показалось, будто с тонким пронизывающим стоном лопнуло стекло. Мир раздвоился, стал зыбким, как в тумане. Запахи, звуки и ощущения усилились, в глазах закружилась разноцветная карусель.

Аста пошатнулась, не чувствуя собственного тела.

Она умирает? Неужели срок подошёл к концу, и, не успев воплотиться, она исчезает навсегда? Она не успела додумать эту мысль, как вокруг неё сплелись чужие руки. Сжали в объятиях — так крепко, что рёбра чуть не затрещали. Пашкины серые глаза смотрели на неё — теперь уверенно и неотрывно.

— Это сон? — шепнул он.

И, продолжая смотреть на неё, привлёк к себе. Не успев понять, что происходит, она почувствовала на затылке его руку, а на губах — его губы.

Это был странный поцелуй, в какой-то мере совершенно неожиданный, а в какой-то — очень долгожданный. Короткий, безумный — и невозможный. Аста хватала ртом воздух, сердце в груди отбивало барабанный ритм, и в глазах Пашки, когда он отодвинулся, плавало то же смятение и неверие.

— Как вживую, — тихо проговорил он.

Аста ничего не ответила. Слёзы набухали на глазах. В который раз за эту неделю — но сейчас от счастья.

— Извини! Я не хотел! — ошеломлённо брякнул Пашка и отодвинулся ещё дальше, будто показывая, что больше не позволит себе ничего лишнего.

Аста замотала головой. Обвила руками его шею, замерла от восторга, чувствуя под пальцами не бесплотный воздух, а — мягкую ткань футболки, гладкость кожи и щекотные иголочки коротко стриженных волос на затылке. Зарылась лицом туда, куда так хотела — нашла губами жилку на шее, сильно и размеренно отчитывавшую пульс.

В ответ на ласку Пашка резко втянул в себя воздух. А потом скользнул пальцами по Астиным волосам, по затылку, заставив приподнять лицо. Заглянул в глаза.

— Во сне можно всё что хочется, правда?

Аста кивнула. Она и сама не была уверена, что это не сон.

Пашка осторожно, словно боялся, что она вот-вот исчезнет, склонился к её губам. Поцеловал сперва мягко и бережно, а потом, когда она прижалась к нему всем телом — вместо того чтобы откинуться под её весом назад, наоборот, подался навстречу и сжал так крепко, что на миг ей стало трудно дышать. И поцеловал уже совсем по-другому, настойчиво, жадно, будто хотел сломать все преграды, которые только могли быть между ними.

— Треш какой-то, — шепнул он. — Я ужасно тебя хочу.

Аста ничего не ответила. Её тело говорило за неё.

Сильнее, больше, глубже, чувственнее — она плавилась от прикосновений, по которым так скучала, от единственной мысли о том, что они снова — и плевать, почему — ощущают друг друга, могут целовать друг друга, смотреть друг другу в глаза. Пашкино дыхание пьянило. Она сходила с ума от его запаха, от требовательности его губ, от сладкой дрожи внутри. Обнимала его за плечи и захлёбывалась пронзительным ощущением счастья.

Она не знала, что случилось. Это было не воплощение, в этом Аста была уверена, она по-прежнему чувствовала себя почти бесплотной, невесомой, далёкой от реального мира.