Страница 113 из 133
Обнаружив себя на залитой солнцем улице — той самой улице, где они «случайно» встретились с Пашкой и где он поцеловал её, — она всё поняла сразу.
И то, что её затянуло в сон. И то, что этот сон снится Пашке.
Да и ещё бы не понять, когда он сам стоял напротив и хитро щурился — совершенно такой же, как несколько дней назад.
Он даже не стал ничего говорить. Шагнул вперёд и заключил её в объятия. Стиснул, не рассчитывая сил, так, что перехватило дыхание. Аста замерла, не соображая, что делать: оттолкнуть? обнять в ответ?
Оттолкнуть, конечно, не вышло. Просто не смогла, руки не поднялись, тело тихо и бесстыдно млело в объятиях, в голове путались мысли. Как, почему? Неужели у него ничего не было с Маринкой? Или всё было, и только потом, заснув, он вспомнил об Асте и захотел её увидеть?
Хотя в какой-то миг это стало совершенно неважно. Пусть наяву будет что угодно — здесь, сейчас, во сне он обнимал её, и она ни за что не согласилась бы этим пожертвовать. Пусть, проснувшись, он ничего не вспомнит — здесь и сейчас он был с ней, и только это имело значений.
От переизбытка эмоций горло сжалось, мешая говорить.
— Что случилось? Ты чего? — Пашка встревоженно заглянул ей в лицо.
Только тут Аста поняла, что плачет. Когда успела зарыдать? Она не знала. Но слёзы сами скатывались по щекам, крупные, горячие, щекотные.
Пашка нагнулся и, не отпуская, стал целовать её — в глаза, в нос, в щеки, не заботясь особо, куда именно. Собирал губами её слёзы, и она вдруг вспомнила, как он уже делал это однажды. Тогда, когда они оба ещё не смели признаться — не смели даже задумываться о том, чтобы быть вместе.
Она схватила его за руки. Уставилась в серые глаза — его удивительные глаза цвета серого шёлка, без примеси других цветов. И сказала, не отрывая взгляда:
— Я люблю тебя.
Всегда любила. Просто не знала. Не задумывалась. Он слишком долго был рядом, чтобы заметить, когда именно он стал для неё особенным.
Пашка кивнул. Молча — только дёрнулся чуть кадык на широкой шее, сглотнул, видимо, чтобы смочить пересохшее горло — и всё равно ничего не смог сказать. Медленно потянулся к Асте — и она потянулась навстречу. Сердце сжималось от щемящей нежности, рвалось на части от того, как осторожно, неторопливо он целовал её податливые губы.
Сон, всего лишь сон. Поутру Пашка лишь улыбнётся смутным воспоминаниям, может статься, даже не запомнит, кого именно целовал. Пусть всё неверно и зыбко, как предрассветный туман, пусть ничего не выйдет, пусть уже скоро Аста должна будет принять решение: возвращаться к Вейлиру или умереть навсегда, пусть — важнее всего были эти краткие минуты близости, полного доверия, их общей неоспоримой, непреложной нужды друг в друге.
Они оба в этом сне не осмелились зайти дальше, чем объятия и поцелуи, жаркий шёпот и лёгкие, невесомые касания. Они оба то наслаждались нежностью, то обнимались до боли, то целовались до распухших губ. Смеялись, поддразнивали друг друга, смотрели в глаза, обменивались какими-то глупыми, тут же забывавшимися фразами.