Во всём виноват поцелуй

Она торопливо кивнула.

 – А давно?

Вопрос застал её врасплох. Наверное, давно. Вообще-то говоря, он ей нравился всегда – она хотела бы такого старшего брата. Умный, красивый, улыбчивый. Пусть с Пашкой отношения у него были не очень.

Ну хорошо, раньше Женька не думала ничего такого, но в последнее время ей так хотелось в кого-нибудь влюбиться... и Лер был просто идеальным кандидатом, чтобы мечтать о нём и вздыхать.

Мысль с признанием возникла довольно недавно, когда они с Маринкой рассуждали, во сколько прилично начинать встречаться с парнями.

 – Жень, – снова окликнул её Лер. Шепнул, обдавая губы тёплым дыханием: – Хочешь попробовать... по-настоящему?

Сердце ёкнуло и застучало в два раза сильнее.

Женя заглянула в каре-зелёные глаза совсем рядом. Они уже не смеялись, смотрели серьёзно и даже немного пугающе. Стало труднее дышать. И руки Лера на её плечах сжались крепче.

Ещё можно отказаться. Оттолкнуть его и выбежать из комнаты, он не станет её преследовать. Но отказаться и оттолкнуть – значит, больше никогда ничего не будет.

Она кивнула.

Он накрыл её губы своими так осторожно, как будто боялся этого ничуть не меньше, чем она. Стук собственного сердца, шум крови в ушах мешали Женьке соображать. Она застыла, даже не закрыв до конца глаза, неловко прижав руки к груди. Лер углубил поцелуй – и вот уже он целует её «по-французски», «с языком», как шептались девочки. А Женьке кажется, что она вот-вот потеряет сознание от накативших чувств.

Самый настоящий и самый первый её поцелуй. И она не знает, что надо делать, просто застыла, как варёная рыба. От прикосновений чужих губ и языка приятно и непривычно, совсем чуточку не по себе, как будто происходит что-то непозволительное. И всё сильнее на душе тревога: скоро Пашка начнёт её искать, а вдруг он ворвётся сюда?

Лер, кажется, заметил её напряжение и отстранился.

Заглянул в лицо, поймав Женькин взгляд, улыбнулся:

 – Понравилось? Повторим?

Она замотала головой. Второго такого раза она не выдержит, сердце разорвётся.

 – Как скажешь. Ты прикольная, только... тебе же тринадцать, правильно? – он дождался, когда она кивнёт, и снова заулыбался. – За тринадцать меня посадят, поэтому предлагаю вернуться к этому разговору через пару лет. Обещаю свято хранить ваше послание, – он стащил со стола открытку и прижал её к сердцу.

Женька почувствовала облегчение. Такой вариант её вполне устраивал: почти как помолвка в старых любовных романах. Лер обещал ждать, пока она подрастёт – с одной стороны, это, конечно, немного обидно, но с другой – разве не романтично?

Проснулась она сразу после этой мысли. Резко, будто сон стянули с неё, как одеяло. Открыла глаза и уставилась в потолок – высокий, крашенный эмульсионной краской, весь в перевязи труб и балочных перекрестьях цвета корицы.

Музыка всё ещё играла, Никита едва слышно стучал по клавишам компьютера. Аста не торопилась сообщать ему, что очнулась. Сперва надо было многое обдумать.

Прежде всего – то, что касалось Вейлира.

Гадкого, противного лжеца Вейлира.

Когда это она бегала за ним «класса этак с шестого»?! Явно до той открыточки он вообще не подозревал о каких-либо чувствах с её стороны.

И комната, где они сидели – да это же бывшая его комната. Где он издевался над Пашкой в его сне, куда сегодня притащил её через рисунок, и спрашивал, помнит ли она.

Неужели спрашивал о том самом разговоре?

А она позабыла бесследно.

В чём ещё он ей врал? Когда согласился, что действительно выбрал её, чтобы отомстить Пашке?

А по этой ли причине он её выбрал?

А не потому ли, что когда-то обещал...

Нет!

В голове царила полная неразбериха. Кипящий борщ из мыслей и чувств.

Аста думала, воспоминание даст ей ответы на вопросы, а оно только подкинуло ей ещё больше вопросов. Да она же совсем Вейлира не понимает. Что он по-настоящему чувствует? Чего по-настоящему хочет? И что ей делать?

И она сама – почему она всё это забыла? Ведь была влюблена всерьёз, мечтала о нём по ночам, как другие девчонки мечтают об идолах. А стоило Вейлиру уйти, как её память рассеялась по ветру, словно песок, сдутый с гранитной плиты.

Вот Пашка её не забыл. А она Вейлира – за милую душу.

Ох, вот напрасно она посмотрела это воспоминание. Тогдашние чувства ожили в груди. Совершенно детская ещё влюблённость, просто потому что хочется любить, хочется переживаний, детские мечты какие-то о помолвках и поцелуях – и в то же время самые первые, самые сильные чувства. А тот поцелуй, кажется, остался единственным, потому что вскоре после этого Вейлир ушёл.

Чем больше Аста обдумывала увиденное, тем больше всплывали в сознании обрывки других воспоминаний, которые до сих пор она не связывала с Вейлиром.

Вот он делает ей оригами – длинные ловкие пальцы умело сгибают бумагу, и из простого листка появляется журавль или роза, или колючие похожие на ежей объёмные звёзды. Вот, сняв футболку, показывает им с Маринкой танец живота – и плоский живот с чуть заметными кубиками катит волны по коже, так что обе наперебой тыкают в этот живот пальцами, пытаясь угадать движения мышц – а Лер смеётся.

Вот их неразлучная «мушкетёрская» троица играет в Пашкиной комнате в приставку, уже после признания. Дверь приоткрыта, по коридору проходит Лер и бросает короткий быстрый взгляд на Женьку – и улыбается. А она краснеет, вспоминая их общий секрет.

И последнее – снова его комната, свет горит только в коридоре, окно нараспашку, и на подоконнике стоит взъерошенный полуголый Вейлир – босой, в одних штанах с подвёрнутой штаниной. Женька что-то кричит, кажется, просит его слезть. Он бросает на неё дикий взгляд, на мгновение в глазах мелькает узнавание. Он выдыхает: