Страница 90 из 123
Поли живо представила описываемую Олафом картину, неприятный холодок прошел по ее спине.
-Бедняжка столько натерпелась. Она могла остаться слепой, но как только она появилась в детдоме, тут тоже подключился Аркен, и ее возили в Израиль на операцию. Все получилось благополучно, зрение на уцелевший глаз вернули. А сейчас надо будет все сделать, чтоб вернуть ее к нормальной жизни, ты слышала разговор за обедом.
Поли утвердительно кивнула.
-В Сеуле есть потрясающий пластический хирург, который поможет восстановить ей челюсть и вернуть лицо. Предварительный разговор с ним уже был, он ждет необходимые ему данные и девочка сможет поехать на обследование. С Ритой сложнее. Ты видела Риту?
-Риту? Нет. Я особо не ходила по комнатам, мне хватило второго этажа, где дети лежат связанные как трупы,- Поли поежилась.
-Значит, ни Риту, ни Петра, ни Толю не видела. Может и к лучшему.
-Почему?
-Они олигофрены, правда не в совсем запущенной степени, что позволяет им надеяться на маломальское будущее. Увы, Поли, остальные дети обречены.
-Почему?- снова немного растеряно спросила Поли.
-Потому что после детдома им прямая дорога в психушку. Часть из них - овощи, у коих есть только инстинкты и больше ничего, не то чтоб обслужить самих себя, даже передвигаться не могут, часть- агрессивны и опасны, при том опасны и для себя, часть являют собой абсолютных идиотов. Эти дети никак не смогут жить среди нас, поэтому переместятся из одних четырех стен в другие... и так всю жизнь взаперти.
Олаф замолчал, а Поли задумалась.
Она пробыла в этом детдоме от силы несколько часов и то обстановка, и все что там было, повлияло на нее угнетающе, словно, открыв дверь и зайдя туда, она попала в липкий удушающий кисель. А как там жить она даже боялась себе представить. Эти стены, эти кровати, окна с решетками, а вокруг пустые лица... Это тюрьма от рождения до смерти...
-Поли, тебе плохо?- Олаф подошел к ней и взял за руку, оцепенение с нее спало.
-М...э... это ужасно так жить и понимать что это - все...
-Ошибаешься, они как раз живут в неведении. Это мы- социализированное зверье бьемся за место под солнцем. А они ничего не осознают, мысли и желания примитивны и просты- поесть, попить, поспать, нагадить под себя, когда вырастут, будут хотеть трахаться и то не все. Только мало кто из них живет долго... хуже тем, кто имеет увечья и мучается от боли. Ты можешь считать меня ублюдком, но я бы предпочел, чтоб таких детей усыпляли ядом.
Поли резко отстранилась от него и непонимающе посмотрела прямо в глаза.
-Да, именно так. И не смотри на меня волком. На втором этаже детишек обкалывают успокаивающим, а некоторых обезболивающим и лучше бы прекратить эти мучения и дать возможность другим, тем, у которых есть шанс на жизнь. Не тратить деньги и время, усилия учителей и врачей на... Не будь меня, Миша также лежал бы недвижимый и глядел в потолок, только вот он умный и способный мальчик... Я сам разговаривал с педагогами, врачами и психологами и сам выбрал тех шестерых и решил помочь только им. Я не олигарх, чтоб мог тратить направо и налево, просто сделал свой выбор. На остальных мне плевать, увы, Поли, но они- не люди.
Олаф говорил спокойно, но в его голосе слышался металл, дающий понять, что его мнение и решение не изменятся никогда.
Сказав быстрое: «Поехали», он, не дожидаясь жену, сел в машину.
Поли молчала. Она смотрела на дорогу, не замечая красоту зимнего леса, размышляла над словами мужа.
Почему он так жесток? В помощи нуждаются все..., однако, с другой стороны в его словах есть доля рационализма. Социальные учреждения выживают в строгой экономии, в этом детдоме все равны, а значит, тот же Миша равен любому ребенку-овощу и получит ровно столько же, хотя нуждается в большем и на большее способен. Но тот ребенок тоже же человек.
«Понимаю, что не все так просто, но быть таким циником, таким... бессердечным!»- Поли даже нахмурилась.
Ей не нравилась мысль о том, что Олаф может быть таким. Она мельком взглянула на него.
Он смотрел на дорогу и она видела его профиль- четкую линию скул, чуть выдвинутый вперед тяжелый подбородок, сжатые губы. Из ее памяти вдруг всплыла картина- этот же Олаф, только держащий на руках Васю, ведь он улыбался и прижимал к себе этого мальчика. Что он там сказал про васино будущее? Оптимистичный прогноз, что мальчишка с культяпками будет жить как обычный человек. Будет жить... хм, значит, не будет четырех тюремных стен. А у Васьки такая задорная улыбка..., а у Миши добрые глаза...
«Какая же ты дура! -Поли разозлилась на себя.- Мужа обозвала бессердечным! А сама ты кто? Ты кому хоть раз помогла, так чтоб это было серьезно? Так чтоб дать человеку шанс?»
Из ее памяти эхом всплыло одно имя: «Дима...»
«Это не то,- саму себя осадила,- он не был тебе чужим. Ты никому чужим не помогала. Никогда».
Ей стало стыдно за свои мысли. Пусть она не согласна с Олафом во многом, но одно бесспорно, каким бы жестоким он не был, в этом случае своими действиями приносит добро. Пусть всего 6 маленьких жизней имеют шанс это лучше, чем ничего. Ей было стыдно, что она такая морально близорукая, за общими мыслями не увидела конкретики, а ведь все именно в ней, в конкретике, в реальных делах. Она и другие могут сколько угодно рассуждать о высоком, о добре, а Олаф пошел и сделал, молча, без лишних слов.