Хозяйка Бруно

Девятого августа, в клинике Эксетера Анна Версдейл родила мальчика. Она наотрез отказалась от обезболивания и стойко перенесла родовые муки, немного поддавшись панике, когда начались схватки.

До срока еще было около недели, поэтому когда она в очередной день и в очередной раз прогуливалась по территории Чепкроута Анна почувствовала как по ее ногам бежит жидкость. Она замерла от неожиданности и растерялась.

Сердце бешено заколотилось. Хватило пары мгновений, чтобы осознать, что ее ребенок скоро появится на свет. Эта мысль одновременно и напугала, и вселила нечеловеческое счастье, в поисках которого эта женщина каждый день копошилась у себя внутри.

Кое- как доковыляв до дома, Анна вошла на кухню, где встретилась взглядом с Элен.

Вспотевшая и с растерянной улыбкой на лице, она не успела вымолвить ни слова, когда внутренности сжала терпимая боль. Вполне терпимая, она все же выдавила из легких весь воздух, лишив возможности говорить и дышать.

Элен бросилась к девушке и без слов помогла принять удобное положение на стуле.

- Началось, Анна, началось. Не переживай. Сейчас позову отца. Ох, жаль, что Кларисса в город уехала! Но ничего! Я побуду рядом.

Анна была настолько сосредоточена, что ее хватило лишь на слабый кивок.

Через минуту, в кухню ворвались Генри, Бэйли и запыхавшийся Бен, где-то позади слышался возмущенный лай Оди, про которого все забыли и он уже несся, чтобы исправить эту возмутительную ситуацию.

Генри побледнел и замер в нерешительности, но Элен бесцеремонно пнула его локтем в бок и подтолкнула к дочери.

Через десять минут, Анну бережно уложили в машину скорой помощи, туда же запрыгнул и Генри, не на минуту не выпуская руку дочери. Он гладил ее по лицу и говорил что-то успокаивающее, а при каждой схватке напоминал, что ей обязательно надо дышать. Уж тут пригодился опыт отца троих детей, который не чурался такого «неопрятного» дела как роды.

Бенджамин, Бэйли и Элен неслись следом на машине, оставив дома на телефоне Лоис.

Томительные часы ожидания окончились, когда к Версдейлам вышел доктор и обрадовал, что мама и малыш с полном порядке, сейчас им помогают принять более опрятный вид и через пол часа можно будет полюбоваться на мальчика в специальной комнате через стекло.

От облегчения женщины заплакали и обнялись с первыми попавшимися под руку мужчинами. Кларисса повисла на Бене, а Элен на Генри. Бэйли мужественно хлюпал носом в стороне, тайком перекрестившись несколько раз.

Анна не хотела вспоминать последние часы и с каждой минутой, прошедшее тускнело и теряло всякий смысл. На ее руках мирно посасывая грудь, лежал теплый комочек. Притихший в руках матери малыш с жадностью принимал угощение и лившуюся из родного сердца любовь, которая создавала ауру безопасности и умиротворения вокруг.

В это мгновение в голове потускнели все мысли и испарились все переживания, долгие месяцы терзавшие ее нутро. Она не могла описать словами ту любовь, которая ломилась из груди к этому маленькому человечку. И даже в самых смелых мечтах она не могла вообразить, что материнство настолько наполняет смыслом жизнь и стоит всех лишений и боли.

Родовые муки, как ни странно, напомнили ей о реальном мире, потому что до этого, Анна большую часть времени проводила в своих воспоминаниях и ее наполняла боль душевная. И материнские чувства не заставили себя ждать, держа малыша на руках, словно хрустальную вазу и испытывая легкий страх, боясь придавить ребенка сильнее, чем следовало, Анна, казалось, забывала дышать, вглядываясь в черты лица сына.

До ее слуха донесся легкий стук. Она подняла глаза и увидела своих родных, которые прилипли носами к стеклу. Мать аккуратно промокала глаза от слез белоснежным платком, отец и дед растерянно, но радостно улыбались. Через секунду, врезавшись в толпу родственников Анны, за стеклом показалось взволнованное лицо Сержа, который убедившись, что она вполне себе жива и здорова, уставился на ребенка и немедленно расплылся в улыбке.

Мальчика Анна назвала Даниэль Джеймс Дэнвуд. Последнее особенно не порадовало Бена, который до последнего настаивал, чтобы дать правнуку фамилию Версдейл, но Анна и слышать ничего не хотела.

Всего несколько дней в клинике хватило для того, чтобы врачи с уверенностью могли заявить, что здоровью матери ничего не угрожает, потому что ребенок на удивление был крепким и взывал к себе только при наличии чувства голода и грязного подгузника.

По возвращении Анны в Чепкроут с наследником на руках, а по совместительству и с первым правнуком главы семейства, был устроен грандиозный праздник с барбекю в саду. Новоиспеченную мамочку устроили в мягкий шезлонг, откуда открывался вид на все празднество. Элен приготовила ей отдельное меню и пока Анна наслаждалась едой, Кларисса улюлюкалась с малюткой Даниэлем, который взирал на бабушку с некоторым сомнением.

На гуляния пригласили Сержа и Кейт. И вот тут то Дэнни себе и нашел друга по духу. Он во все глаза рассматривал громадную фигуру Сержа, который едва решался дышать и как только он сделал шаг в сторону и вышел из поля зрения младенца, по Чепкроуту разнесся возмущенный плач.

- Серж, ну возьми его на руки, - с улыбкой сказала Анна.

- Я не могу, - промычал Серж, не сводя глаз с младенца, который умолк и снова уставился на столь заинтересовавшего его человека.

- Ты ему нравишься! Не бойся, это не бомба, а ребенок. Придерживай за головку, а другую руку под спинку.

Младенец уместился в широких лапищах Сержа и угомонился окончательно. Анне так странно и одновременно приятно было наблюдать эту картину. Она чувствовала, что Дэнни требует отцовских рук, но пока ему могли предложить руки близкого человека, который никогда не даст в обиду и знает цену слову «преданность».

Еще в больнице она воспользовалась тем, что прибывала в палате одна и позвонила Маркусу. Сообщив, о том, что он стал отцом, она несколько минут слушала его дыхание и сбивчивые вопросы невпопад. Он раз десять повторил, что любит ее, еще больше просил прощения, что не может быть рядом. В какой-то момент Анна даже подумала, что он вот вот сорвется на истерику... Разумеется такие новости трудно воспринимать по телефону и снова гремучая смесь радости и горькой тоски наполнили сердце. Слезы потекли по щекам Анны и она принялась успокаивать Маркуса, который просто повторял одно слово «прости, прости, милая,... прости».