Хозяйка Бруно

- Пристав, возьмите улики.

Нож перекочевал из рук прокурора в руки пристава.

- Мсье Дэнвуд, после того, как тело мадам Роллез было эксгумировано, эксперты обнаружили, что оно было вымыто и переодето в новую дорогую одежду. Это сделали Вы?

- Да.

- Почему просто не избавились от него, если, как предполагает господин Лербо, Вы являлись соучастником преступления?

- Я повторяю, что мадам Гэттар зашла в своих действия слишком далеко и тело, и нож, являются уликами в данном деле, которое должно привести подсудимую к ответу за совершенное преступление.

- А почему вы переодели и выкупали тело погибшей?

- С покойниками именно так поступают, перед похоронами, - взгляд Маркуса наполнился тоской и голос стал глухим.

- Благодарю, мсье Дэнвуд. Больше нет вопросов.

Скептически настроенные присяжные явно прониклись сочувствием и лица многих смягчились.

Заседание продлилось два с лишним часа. Когда Маркус покинул зал в сопровождении своей охраны, он заметил, что у выхода его поджидает Сезар. Друг частенько приходил сюда, чтобы поддержать, но сегодня он ожидал Дэнвуда не просто так.

Доктор Жильи получил сообщение от Маркуса, в котором он сам просил навестить его именно сегодня. Друзья обменялись крепким рукопожатием.

В коридоре было шумно и многолюдно. Многие репортеры оставались после заседания, чтобы попытать счастье и урвать удачные снимки и выпытать подробности.

- Только не долго мсье Дэнвуд, - буркнул рослый парень их охраны и повернулся спиной к Дэнвуду.

- Что-то случилось? - Сезар с тревогой посмотрел на Маркуса, который не смотря на усталый вид будто весь светился. - На заседании на тебе лица не было, а теперь ты словно в лотерею выиграл. Это что, биполярное расстройство?

Широкая улыбка Маркуса загнали Сезара в его предположениях в тупик.

- С этим дурдомом не исключено, дружище, но у меня к тебе один вопрос. Очень важный.

- Да, конечно, - нахмурив свои роскошные брови доктор был серьезен как никогда.

- Будешь крестным?

Сезар поднял глаза на Маркуса, нахмурился, посмотрел себе под ноги, потом опять резко на Маркуса, который уже улыбался во все зубы и буквально источал счастье.

- Ты шутишь?

- Сегодня родила, - едва слышно прошептал Маркус. - Сын.

Впервые в жизни Сезар увидел на непроницаемом, вечно застывшем лице своего друга настоящее счастье.

- Черт подери! И когда же вы успели все? - Сезар сграбастал друга и крепко обнял.

Охрана Маркуса дернулась от столь резкого проявления эмоций, их клиент побагровел в дружеских объятиях. Он только и смог что поднять руку, давая понять, что все в порядке.

- Конечно буду! Еще как буду! Поздравляю, Маркус.

Бурная сцена не укрылась от глаз Шарлин, которая задержавшись с адвокатами в зале заседаний только что показалась в дверях. Она застыла не отводя глаз от своего бывшего мужа, который поспешил стереть со своего лица счастливую улыбку. Подгоняемая приставами, Шарлин вынуждена была покинуть холл, ее ослепляли вспышки камер и репортеры набросились как стервятники, выкрикивая противными голосами тупые вопросы.

- Мсье Дэнвуд, нам пора, - полицейские поторопили Маркуса, который посмотрел на своего единственного друга и кивком поблагодарил.

Сезар прекрасно понял его и без слов. Разделить радость, есть наивысшая привилегия дружбы, которая, будучи, отделенная от зависти, могла смело навешивать на себя ярлык настоящей.

Не имея возможности получить даже фотографию сына, Маркус был вынужден вариться в своих мыслях и неразделенных чувствах. Поделившись с Сезаром, он словно снял с себя часть переполнявших его сердце эмоций, которые грозили разорвать не тренированную до селе мышцу. День за днем его вывозили из особняка и возвращали только поздним вечером обратно, словно вещь. Он чувствовал себя дряхлым стариком.

Бесчисленные заседания суда, сначала по делу «Лесо де Прош», затем по делу Шарлин, высасывали все силы. После заседания, Шарлин увозили в ее квартиру на улице Сен-Мор, под домашний арест, а Дэнвуда в особняк на Вье Коломбье.

За два месяца сплошного циркулирования между судом и домом, Маркус лишился позитивного запала, который его переполнял в начале. Единственной отрадой были звонки Анне. Дэнвуд попросил выделить ему защищенную линию и разговаривал в присутствии одного полицейского.

Эта поблажка стала возможной благодаря Виктории Суазей, которая резко поменяла к Дэнвуду свое отношение. Она теперь смотрела на него с сожалением и ее высокомерная манера речи смягчилась. Викки не обещала, что Дэнвуд выйдет сухим из воды. Обвинительный приговор будет вынесен и мадам Гэттар и ему, помимо прочих причастных лиц. Но за сотрудничество с расследованием и явкой с повинной, Маркус должен будет отбыть минимальный срок.

Разумеется о том, чтобы поведать данный факт Анне, Маркус не допускал и мысли. В ее положении, стресса и так хватало. Правда должна была раскрыться только после родов. Даже учитывая ее благоразумие и умение трезво оценивать ситуацию, тот факт, что Дэнвуду не светит поездка в Эксетер еще как минимум год, может в пух и прах разбить даже самую стойкую женскую натуру и терпение.

Голос Анны по телефону действовал на Маркуса самым благотворным образом. Не подозревая ранее, что такая малость может придавать сил и заставлять улыбаться, он с упоением слушал ее рассказы о поездках в Чепкроут, о том, как родня третирует их технолога Джапху, как дед переругался с невесткой на счет детской комнаты, для внука, грозясь всем отойти в мир иной, если она не будет устроена для малыша по его вкусу. Она рассказывала, что Даниэль спокойный малыш с огромными голубыми глазами, очень жадный до материнского молока и пока не похожий не на кого, чтобы там не твердил дед.

Всеми силами стараясь прогнать из своего голоса тоску и тревогу Анна подбадривала Маркуса и тихо шептала в конце, что любит его больше жизни.

Этих слов Дэнвуд ждал больше всего. Произнесенные вслух, они, как явление чуда для атеиста подтверждали, что существует и Бог, и рай, и жизнь после смерти. Для него всем этим и была Анна...