Страница 140 из 206
Мысли Ласура оборвались, когда Дэнвуд вернулся. От хорошего настроения «хозяина» не осталось и следа.
- Мсье Дэнвуд, что с Вами? – чуть ли не шепотом спросил Акри, в попытке вырвать из ступора шефа.
- Мне надо ехать. Времени не теряйте. Приступить сегодня же, Филипп. Ясно?
- Да, мсье Дэнвуд. Разумеется…
Маркус посмотрел на своего помощника, окатив его ледяным взглядом, в котором плавало презрение и злость, так что и секунды Акри не смог вынести глядя ему в глаза, ему даже почудилось, что босс прочитал его мысли.
Не удосужившись даже элементарно попрощаться Дэнвуд поспешно вышел из ресторана, оставив своих подчиненных недоумевать.
Все плыло перед глазами.
Натыкаясь на прохожих, Маркус не обращал внимание на их грубые окрики и оскорбления. Мимолетное видение, ошибка зрения и вот весь его лоск осыпался и цинизм сдал позиции.
Казалось, что с мелкими каплями дождя растворялись деревья, машины, дома и люди, превращаясь в сюрреалистичное месиво. Хорошее настроение и внутренний подъем словно засосало в черную дыру, которая за секунду образовалась внутри грудной клетку, когда Маркус зацепился взглядом за женский силуэт движущийся в окнах, выходящих на улицу. Он не видел лица женщины, но волосы, фигура, походка…
Анна! Мозг мгновенно дал подсказку, потакая недоброй игре воображения. Внутренности будто потеряли свою опору и будто разом оборвались вниз. И не столь Маркуса расстроил тот факт, что он выставил себя полным идиотом, как сама реакция на малейшую возможность, самую даже ничтожную, что увидит еще раз Анну.
Дольше обманывать себя было - пустым делом. Всем своим существом он любил своенравную англичанку, Любил, чтобы не вмещало в себя это избитое слово, сердце упорно заполнялось светом при одном только упоминании ее имени - призрачной тенью мелькавшей в воспоминаниях.
Он обознался...
---
Едва выносимо было изо дня в день принимать прежние условия жизни, которые считались апогеем желаемого. Страшно было признавать, что страх овладевает тобой, заполняя каждую клеточку тела. Нельзя сказать, что все изменилось, но перемены молчаливой толпой стояли под дверью и терпеливо ждали.
Жизнь прекрасно текла без унизительного ощущения никчемности. Как было удобно отмахиваться от вопящего чувства собственного достоинства. Чести нет, как и честности, нет раскаяния, сожалений, боли, обид и человечности. Оглядываться в прошлое и поддаваться воспоминаниям было занятием бесполезным и болезненным, учитывая, что в жизни последний раз испытывать раздирающую изнутри грудь боль приходилось крайне давно. Нет души и болеть нечему. Но что тогда с грудной клеткой? Что там так распирает, пытается вырваться наружу, мешает дышать? Когда успел возродиться этот атрибут морали? Жужжащие отголоски, остатки души и чувств оставляли след красной тонкой линией и упорно тянулись, влачились изо дня в день, почти незаметные, но столь же трудно истребляемые, как тараканы.
Трудно было сохранять все ту же невозмутимую и уверенную мину, которая служила броней для окружающего мира. Думать, двигаться, приходить к выводам, предвидеть, учитывать миллионы мелочей...
Зеркало отражало лицо изнуренное и несчастное, но выхоленное, не смотря на худобу и обтянутые кожей скулы.
Ежедневный рацион Маркуса сузился до пары литров крепкого кофе, воды, нескольких яиц, сваренных в всмятку и рыбы, отваренной, жареной или сырой-суси и пары пачек сигарет.
Шум воды, льющейся из крана, прилегающей к комнате отдыха уборной, будто впитывал в себя сочащиеся из тела отчаяние и усталость. Дизайнерская раковина из бронзы, с восточным орнаментом медленно наполнялась кристально чистой водой. Маркус стоял над ней, упершись руками в бортик подставки. Казалось кран подключен к его внутренностям и из него выливаются накопившиеся эмоции, которые никогда не найдут своего выхода посредством мимики, жестов и слов.
В комнате было абсолютно тихо. Закрыв глаза, Маркус сделал глубокий вдох и с трудом оторвавшись от своей опоры вытер мокрое лицо мягким полотенцем. За окном едва начинало смеркаться. Через пару часов офис "Лесо" оживет и гнетущая тишина заполнит уши, вытесняя безмолвный крик отчаяния и безнадежности, который периодически стихал, чтобы спеть загробную, тяжелую песню в голове Дэнвуда.
Жизнь исполнительного директора "Лесо де Прош" окончательно превратилась в ночной кошмар наяву - выматывающий и безжалостный.
Компанию трясло от проводимой проверки, которая была явно "заказана" представителями власти, которые слишком давно точили зуб на "Лесо де Прош". И теперь не один острый зуб, а несколько рядов острых, как лезвие бритвы, вспарывали нутро главного офиса торговой сети, вываливая наружу гниющую зловонную начинку.
Викки превзошла саму себя. Маркус подозревал, что в стенах компании завелась не одна крыса и проверяющие действовали исключительно по наводке. Документация едва успевала претерпевать метаморфозы и приобретать удобоваримые законные рамки.
Но не так изнуряюще была мадемуазель Суазей, со своими ищейками, как последняя выходка благоверной женушки Дэнвуда.
- "Выходка", - Маркус горько хмыкнул и в глазах промелькнула безнадежность.
Краткий отпуск Магды, неизменной кухарки в доме Шарлин, закончился вместе с жизнью несчастной женщины.
Одно дело угрожать жизни, несговорчивым партнерам "Лесо" или даже лишать их этого ценного дара, но совершенно другое скрывать труп ни в чем не повинной женщины. А именно этого потребовала Шарлин, когда Маркус, вернувшись неделю назад домой, поздно ночью, застал жену посреди гостиной в компании ее "приближенных". Все как один были под кайфом. В доме гремела музыка, Шарлин танцевала босиком посреди творившейся вакханалии, в углу у окна на кушетке парочка самозабвенно занималась сексом, не обращая внимания на окружающих. Да что там! Окружающие отвечали полной взаимностью, подначивая к вакханалии.
Маркус с омерзением отвернулся, но тут же замер, как вкопанный.