Хозяйка Бруно

- Нужно просмотреть очередной контракт. Акри уже переслал мне его, - в низком голосе проскальзывало раздражение, когда человек вынужден уделять внимание нелюбимому делу в урон собственных насущных интересов.

«Насущный интерес» Дэнвуда, насмешливо улыбнулась и в скором времени она изучала статью в увесистом кулинарном журнале, погрузившись в горячую воду, а он удобно устроившись, сидел рядом на полу, на мягком ковре и с бровями «в кучу» изучал контракт. Изредка он зачитывал длинные предложения, оформленные сухим юридическим языком и интересовался мнением Анны. Тогда она отрывалась от журнала, молча впивалась глазами в свою память и знания, а после минутного отрешенного созерцания ближайшей стены выдавала свое мнение. Дэнвуд, прятал довольную улыбку, задавал еще несколько вопросов и всякий раз чувствовал, как гордость высовывается так, будто он лично участвовал в процессе образования своей зазнобы.

Анна обладала потрясающим чувством юмора и сопровождала свои ответы уморительными аргументами и примерами, при этом, она сама начинала так заразительно смеяться и Маркус, растворив свое желание разломать ноутбук в здоровом смехе, с удивлением отметил, что Анна затягивает его все больше и больше, уже даже не как женщина, а как человек. Это была последняя стадия...

Он нехотя опускал глаза на черные-белые ровные строчки, а девушка возвращалась к чтению статьи, изредка она скашивала глаза, чтобы украдкой понаблюдать за Маркусом. Она мысленно складывала всю информацию, которую о нем знала, каждую мелочь и деталь. Этот мужчина с головой, например, выдавал свое беспокойство крошечным жестом, едва заметным - он потирал внутреннюю сторону ладони мизинцем. Сейчас его руки спокойно лежали на клавиатуре и лишь длинные пальцы изредка пробегали по клавишам.

В рассеянном свете тускло мерцало серебряное колечко на мизинце - единственная вещица, которую он попросил «на память». Они обменялись нехитрыми подарками: Маркус отдал Анне свои часы, а она простое серебряное кольцо, которое едва налезло ему на палец.

Крошечный сигнал тревоги появлялся крайне редко, что явно указывало на потрясающее самообладание и холодную голову. Когда он задумывался над чем-то, то всегда опускал глаза, его, например, раздражали любые разговоры на тему старости и справедливости, он забывался и выдавал гневные ядовитые тирады, что первое хуже нищеты, а второе давно выродилось, если вообще когда-либо было. Тогда Маркус, впервые заставил Анну вздрогнуть от его голоса - резкого, желчного и глухого.

В свою очередь, Маркус подмечал для себя новые, ранее спрятанные от его внимания, черты характера Анны. Он понял, что глубоко заблуждался в ее ровном, мягком, всепрощающем нраве.

Ее отличало редкостное терпение, но стоило только задать вопрос, ответ на который очевиден, то с Анной происходила интереснейшая метаморфоза, молниеносная если угодно, она едва сдерживаясь фыркала, а глаза начинали метать искры, затем следовал абсолютно противоположный ожидаемому, ответ и на удивленный взгляд вопрошающего она невинно вздергивала брови и заявляла: «А если сам, знаешь, зачем спрашивать?».

Способность испытывать негатив в присутствии объекта сердечных воздыханий - признак крайне положительный, при условии незлоупотребления сией метафизической субстанцией. Это указывает на крайнюю степень откровенности в отношениях мужчины и женщины.

Плохое, обычно, тщательно скрывается и зачастую отвергается его носителем, провоцируя тем самым нарастание внутреннего давления на психику. В результате неизбежного прорыва «вторая половина» получает «смертельную» дозу отрицательных эмоций в ситуациях, которые не стоят и выеденного яйца. Вот почему ссоры по мелочам бывают порой столь губительны.

Вот уже как несколько минут Анна перечитывала одну строку и не понимала ни слова, мысли как воздушные акробаты в цирке метались от занудной, островатой тревоги, что из Чепкроута до сих пор не выехала армия спасения и до невероятно привлекательной фигуры, хозяин которой по видимому также испытывал проблемы с вниманием к печатному тексту. Стоило ей только слегка повернуть голову и встретиться с ним взглядом, как через мгновение Маркус подошел к ванной и развернул в руках огромное полотенце, молчаливо приглашая к себе в объятия с невероятно соблазнительной улыбкой на лице.

Укутав девушку, Маркус подхватил ее на руки и отнес в постель.

Утро наступило в свое время, но Анна знала, что не в пример ее каждодневному хорошему настроению, это будет неминуемо отравлено. Маркус должен был уехать еще до рассвета и накануне, она буквально умоляла его разбудить ее, чтобы попрощаться. Последнее Маркус явно проигнорировал, в окно лился тусклый, но все же свет, который вынуждал признать очевидное.

Маркуса здесь больше нет.

Почувствовав укол обиды, Анна перевернулась на другой бок и посмотрела на примятую с его стороны постель. Она провела рукой по подушке, спустившись на холодную простынь и почувствовала, как к горлу подкатывает ком. Позже обойдя всю квартиру, она не нашла даже записки.

Вот так началось ее ожидание.

Обхватив себя руками, Анна почувствовала, как ее пробила мелкая дрожи от холода, который шел будто изнутри и прогоняя обиду, она напомнила себе, что Маркус живой человек, который имеет право быть самим собой. И его явно английский уход, это просто еще один штрих к сложной и мрачной картине, которой являлся Маркус Дэнвуд.

Она горько улыбнулась и пошла умываться. Снизу, с кухни доносилось тихое звяканье, а значит ее лекарство уже было на месте.

Дивная картина тяжелый раздумий не иначе как по вопросам возникновения мироздания в исполнении Сержа Ватисьера, словно авторское кино требовало созерцания, раздумий и тишины. Его руки порхали в процессе создания сэндвичей с пармской ветчиной, которые так любила Анна. Он услышал ее шаги и обернулся.

Ее вид, вызывал жалость, которую она так ненавидела. Анна читала это в глазах Сержа, позволяя ему первым высказаться на тему «куда же это она скатилась».