Страница 112 из 206
- Я заметил, что ты не брезгливая, - широко улыбнулся Маркус.
Анне удалось развеселить его от души. После чего они принялись за трапезу под прямым руководством шеф-повара. Серж предложил им семгу по-скандинавски с пореем в красном винном соусе со сливочным маслом, после чего «по-раньше» выгнал весь персонал, предоставив своей Анне редкую возможность насладиться обществом человека, который изменил ее до неузнаваемости. Сам Серж вернулся на кухню, вычистил и убрал свои ножи в специальный чехол и убедившись, что наведен полный порядок, запер дверь, ведущую во дворик, щелкнул выключатель и прошел в зал, где при свете всего одного торшера за столиком сидели Анна и Маркус, поглощенные друг другом.
Ни говоря ни слова, Серж по своему обыкновению подошел к Анне и поцеловал ее в макушку. Она хотела, подняться и проводить друга хотя бы до двери, но тот отмахнулся, понимающе одарил улыбкой «мол, не отвлекайся», кивнул Дэнвуду на прощание и накинув капюшон вышел на улицу.
Колокольчик на двери устало звякнул и смолк погружая «Бруно» в упоительную тишину, лишенную гомона человеческих голосов.
- Знаешь, а он мне все больше и больше нравится, - одобрительно сказал Маркус, когда уловил, что Анна сейчас буквально зачешется от чувства вины. - Странный он друг у тебя....
Она молчала и пытливо вглядывалась в глаза Маркуса в поисках ревности.
- Не бывает такой дружбы.... Даже не знаю, как это назвать...
- Странно! - Анна хмыкнула. - Полгорода уж точно знает, как это назвать!
- Он не отчитывал тебя за безответственность? Не промывал мозги о том, что ты должна и обязана, а такая сякая бросила их и сбежала со мной?
- Нет, - ее глаза погрустнели. - Он прекрасно знает, что я сама прекрасно себя выгрызу изнутри по каждому из этих вопросов.
Вглядываясь в лицо Маркуса, Анна так и не нашла ни ревности, ни сожаления, только невероятную усталость и опять ту же гадкую, противную безнадежность. Он тщательно хотел скрыть это, под маской, которую обожал и за которой прятался долгие годы - безразличие и отрешенность. И она прекрасно сидела у него на лице, скрывая и дикую боль, которая нет, нет, но мелькала в глазах.
- Разбуди меня, завтра, когда проснешься. Я очень прошу. Хоть ты и не любишь долгих прощаний, я тоже их терпеть не могу, но... Разбуди. Хорошо?
Улыбка сползла с лица Анны.
- Я меняюсь, Маркус, - внезапно последовало признание и тяжелый вздох. - Хотя думала, что мое поведение и поступки, есть результат кропотливой работы над собственными мыслями, принципами и выводами, после совершенных ошибок. Я была уверенна, что знаю себя. Но это не так. Мне с трудом дается понять хотя бы примерно, куда заведут нас наши отношения... Накануне перемен всегда страшно, а перемены грядут большие.
- Ты боишься?
- А ты нет? - резко вздернул голову, Анна прищурилась и увидев в его лице, такой же простой и понятный ей страх, вполне удовлетворилась этим, простив ему безответное молчание.
- Тебя сгноят эти лицемеры. Многие будут злорадствовать. Анна, я уеду, на достаточно долгий срок. Даже примерно не знаю, когда мы снова сможет увидеться. И тебе вполне может быть вобьют в голову нехитрую мысль, что я воспользовался твоим доверием и бросил. Ты и сама дойдешь до этой мысли в какой-то момент.
- Неужели нет возможности хоть как-то поддерживать связь? - в женском голосе звучала нескрываемая мольба, которая была унизительна для нее и Маркус прекрасно это понимал.
- Нет. Для твоей же безопасности. Просто верь мне. В случае крайней необходимости я сам свяжусь с тобой. У вас здесь таксофон за углом... Так вот, тебя известит курьер о дате и времени звонка. Договорились?
Анна замерла и подняла на него глаза. Такие сложные предосторожности вызывали тревогу и Маркус говорил словно одержимый, пытаясь убедить, что это самый безопасный способ. Он видел ее растерянность и понимал, что похож на сумасшедшего.
- Я...я не привык ставить чьи-бы то ни было чувства выше своих, Анна, ты единственный человек, ради которого я откажусь от всего. Ты для меня теперь истинный смысл, - Маркус увидел перед собой то, что было, за гранью человеческой боли. Невыносимая мука и отчаяние, холодная пустота и животный страх. Этот контраст, с глазами полными любви, жизни, смешливого огонька и ума, был настолько ярким, что казалось, секунду назад перед ним сидела маленькая девочка, дитя неопытное и невинное, молившее ее не бросать одну, а теперь перед ним была зрелая женщина, молодая и привлекательная внешне, но с измученной душой и уставшим сердцем, долгая жизнь, для которой была в тягость, а заветной мечтой было забвение.
Быстро покончив с ужином, они как ни пытались не могли отделаться от отравляющей муки предстоящего расставания. Позже, отчаянно слившись в объятии, они забылись тревожным сном.
В гостиной, когда собиралась почти вся семья, не любили вести важные разговоры при свете электрических ламп, поэтому Бен Версдейл, утопая в мягком кресле с высокой спинкой, вот уже минут пятнадцать неотрывно смотрел на пляшущие языки пламени. Рядом сидел его сын. Редко, когда Генри позволяет отчаянию вылезать наружу, но он слишком устал, чтобы и дальше продолжать отрицать очевидное - Версдейлы рискуют потерять своего самого сознательного потомка. И всему виной какой-то выскочка, которому вдруг стало скучно и он решил поразвлечься на стороне.
Другое мнение не допускалось ни на секунду.
***
Кларисса и Лоис расположились на диване. Теплый оранжевый свет от камина скупо дотягивался до женщин, Элен зажгла свечи на старинных бронзовых подсвечниках, которые поставила на чайный столик.
Трепещущая тревога на лице Лоис была вызвана исключительно по инерции, она чувствовала сильное переживание за Анну, со стороны родных, но не понимала его причин. Анна не первая, кто заводит роман с женатым мужчиной. И откуда такая уверенность, что Дэнвуд непременно ее бросит?
Тихая и молчаливая Лоис редко вмешивалась в беседы и облегченно вздыхала, когда ее вечное согласие с общим мнением не требовалось аргументировать. Свое настоящее мнение она боялась высказывать, потому что Джон частенько разбивал его в пух и прах, выставляя ее на посмешище, а скромной Лоис, всего-то не хватало решимости и напора, чтобы отстоять свою точку зрения. Случайно или нет, но ее муж сегодня не присутствовал на семейном «заседании», если это можно было так назвать, потому что заседали только два человека и едва-едва до остальных долетали отдельные слова их тихой беседы.