Иной взор

Возможно, сдаться Сету было не такой уж и хорошей идеей, чем казалось в самом начале? Оля в жизни не чувствовала себя такой унизительно беспомощности, и это выводило её из себя. Она не была уверена, можно ли вообще доверять Чёрным Псам свою жизнь и, что важнее для кошки, свою свободу, однако эти воины, бесспорно, умели поражать своей сплочённостью и командной работой. Рыжеволосая Месть не подавала своим соратникам никаких сигналов, однако они каким-то необъяснимым образом сумели найти путь к ней и кототаваре. Да, людям несомненно не помешало бы научиться работать так дружно. Оборотень понимала, что всё это было вызвано единым предводителем, но всё-равно поразилась такому раскладу. Где-то в глубине души, в том уголке сознания, что не пытался бежать из ловушки, всплыла нисколько не ободряющая мысль: а ведь верно: такую армию и в самом деле победить практически невозможно.

 На поляну выходили всё новые и новые воины, и с каждым новоприбывшим, уверенность в удачном исходе операции исчезала, медленно, но неумолимо. Пленница затравленно огляделась, по привычке выискивая пути для отступления, однако не могла заставить себя не смотреть на эти лица, не показывающие эмоций. Это было так странно и неестественно: словно группа людей пряталась за холодными, бесчувственными масками, внезапно возникло острое желание сорвать эти искусственные поддельные личины, увидеть настоящих живых людей вместо этих кукол-марионеток.

 Месть снова приставила клинок к дне Оли. Та не знала, выглядит ли она всё такой-же бесстрастной, как раньше, однако очень постаралась. Она пристально взглянула на одного из Чёрных Псов, у которого висела сумка через плечо. Тот приблизился к кототаваре и вдруг резко схватил её за запястье, а другой рукой достал из дешёвой холщовой сумки непонятного вида перчатки. Сделанные из жёсткой и грубой кожи, которой, очевидно, было не меньше нескольких тысячелетий, от них исходил явственный запах не то что страха, а ужаса и паники. На кончиках пальцев вместо кожи были вшиты металлические пластинки, не придававшие новизны, а сами перчатки были непонятным способом скреплены друг с дружкой крепкими серебристыми наручниками. Оборотень даже не поняла, в какой момент на неё надели это сооружение, сковав руки - настолько быстро шла чудовищная работа в руках этих монстров. И, что главное, никак не освободиться – металлические пластинки не пропускают когти.

 Группа воинов всколыхнулась, стоило им только почувствовать, что Последняя больше не представляет опасности. На самом деле, она готова была растерзать их всех на мелкие кусочки, даже не используя рук, однако приходилось смириться со своей ролью покорной пленницы. Боец, который заковал Олю, удовлетворительно кивнул и снова запустил руку в свою сумку. Там что-то громко зазвенело, и железный запах на мгновение заглушил тошнотворный душок перчаток. Девушка не без раздражения заметила, что Чёрный Пес держит довольно толстый и тяжёлый на вид железный ошейник со странными, внушающими ужас символами и надписями по краям, к которому была прикреплена не менее ужасающая крепкая цепь.

 Оля безропотно стояла, пока на неё цепляли это средневековое орудие пыток. Как только это было закончено, все воители одновременно вытащили свои клинки, мечи и катаны и направили их в сторону кототавары. Та нервно сглотнула. А что, если её, неспособную сопротивляться, прямо сейчас и убьют? А вдруг Месть солгала по поводу Снега? Но, к счастью или к несчастью, это бесчестное, подлое убийство явно не входило в планы этих солдат. Рыжеволосая воительница подняла с земли свободный конец цепи, повернулась и, не обращая внимания на оборотня, пошла по направлению к дороге в город. Последней ничего не оставалось, кроме как следовать за той, тем более, что остальные воины то и дело толкали её вперёд остриём своих оружий. 

 За всё время никто из стражи не вымолвил ни слова: очевидно, Сет держал их всех в ежовых рукавицах. Оля тоже молчала, так как разговаривать в таком положении было просто неудобно. Она не имела понятия, сколько прошло времени, но вскоре процессия вышла к широкой серой дороге. У обочины стояла припаркованная белая машина, вероятно, принадлежавшая кому-то из эскорта, сопровождавшего оборотня. Та ненадолго задумалась о взаимоотношениях древнего бога и современных технологий, и из-за этого потеряла бдительность, чего в такой компании делать было никак нельзя. Один из Чёрных Псов, который шёл в самом конце, вдруг с силой ударил кототавару по голове. Удар не был каким-то нечеловечески мощным и слишком слабым, чтобы убить, но достаточно сильным, чтобы она потеряла сознание. Как обычно, внезапная боль в затылке – а потом пришла блаженная тьма.

 Темнота, долгожданная темнота! Ты исчезаешь в ней, отдаёшь ей свою жизнь и душу, а она растворяет твои сомнения и страхи, окружает тебя, словно уютное, тёплое одеяло, и ты чувствуешь, что печаль и радость медленно тают, оставляя пустоту в твоём сердце, которую сложно заполнить. Да, пускай эта дыра и неприятна, по крайней мере, уж лучше она, чем ненужные переживания и тревоги. Разве найдётся в мире лекарство от нежелательных эмоций лучше, чем эта пустота? Она приносит покой, бесстрастие, бесстрашие. Возможно, Богу повезло в том, что он ничего не чувствует? Возможно, лучше всегда жить с этой пустотой, чем тонуть в океане нежеланных эмоций?

 Ужасный запах пришёл из ниоткуда, вытесняя холодную безмятежность. Пахло кровью, но не свежей, а той, которая, кажется, существовала со времен создания Земли. И, что самое страшное, это были не несколько капель алой жидкости жизни, а целое море крови и страха.

 Потом, как обычно, возникли звуки. Чьи-то крики, стоны, плач и вой ворвались во мрак, принося с собой все исчезнувшие страхи, ощущения и желания.

 Оля со стоном боли открыла глаза и в ту же секунду пожалела об этом. Она лежала на ледяном каменном полу в просторной комнате, которая, однако, казалась ужасно тесной из-за огромного количества клеток, стоящих возле стен. В каждой из клеток сидело по коту или по кошке, но запах ужаса и крови затенял их аромат. Девушка сразу же, только подняв голову, оказалась под сотней взглядов, как под прицелом. Попыталась пошевелиться, и до чутких ушей донесся тихий переливчатый звон цепи.