Страница 3 из 49
Здесь покинутая…
- Вот и она, мистер Грагин. Честно говоря, я так и не понял, зачем вам эта оборванка, но если вы так хотите, то забирайте, на здоровье! Для нас-то она бесполезна, только ест за пятерых, а сама ничего не делает.
Оля на мгновение лишилась дара речи, пытаясь переварить услышанное. Она торговала различными журналами и газетами, и там нередко помещали довольно длинные статьи с фотографиями о Викторе Грагине, бежавшем из тюрьмы воре, убийце, маньяке и наркоторговце. Этот человек включал в себя все существующие пороки и грехи общества, от маленьких магазинных краж, до убийств и торговли людьми. А вот теперь родители привели этого монстра в квартиру. Зачем?! Девочка невероятно испугалась, ужасающее предчувствие зашевелилось у неё в груди, словно свернувшийся в клубок колючий ёжик. Полиция, да и все нормальные жители данного города, обходили этот район стороной, так что на ещё один труп никто не обратит внимания.
Мать схватила дочь за руку и заставила встать. Та покорно поднялась на дрожащие ноги и с ужасом и каким-то непонятным любопытством, исходящим из самых потаённых уголков души, посмотрела на гостя, изо всех сил пытаясь скрыть интерес. Остриженные рыжие волосы мужчины стояли торчком, от правого глаза к носу шёл уродливый шрам, видимо, полученный в одной из многочисленных схваток с полицией. Сами глаза были холодного ярко-синего цвета, как зимний лёд, что забирает жизни у тех, кто оказался в его власти. Вокруг толстых потрескавшихся губ виднелись незажившие кровавые ранки, язвочки. Огромные кулаки то сжимались, то разжимались, длинный палец с грязным, обломанным ногтем указал на малышку, и она почувствовала, что уже ненавидит этого человека.
- Четыре коробки, как же! Одна кожа да кости, ей-богу! Ладно уж, уговор есть уговор, возьму я эту. Но в следующий раз вы додумайте сделку до конца, или я приду за своей законной добычей. И, поверьте, вам это не понравится!
Все подозрения Оли мгновенно подтвердились, будто молния ударила ей в голову, смешав все мысли и страхи в непонятную кашу, не позволяющую до конца осознать весь ужас происходящего. До полной уверенности её сомнения довели четыре больших деревянных ящика с водкой и то, как убийца по-хозяйски вёл себя. Девочке не дали даже переодеться, выставив за дверь вместе с Грагином.
- Нет! Мама, папа, пожалуйста! – закричала наконец опомнившаяся бедняжка, но крепкий кулак с силой ударила её по затылку так, что из глаз в буквальном смысле посыпались колючие искры.
- Ещё один крик, и я тебя изобью, да так, что потом будешь меня умолять остановиться, поэтому уж лучше заткнись. Ясно?- пригрозил мужчина и, дождавшись робкого кивка, сопровождавшегося затравленным взглядом, крепко схватил свою пленницу за правую руку и уверенно повёл куда-то сквозь непроглядную темноту ночи, что видела так много смерти и так мало счастья.
Через один квартал они свернули в переулок, уже наполненный густой, практически ощутимой тьмой. Малышка не пыталась сопротивляться, она уже давно привыкла, что ей командуют, и научилась беспрекословно подчиняться. Но в этот раз, вместо привычной покорности в ней почему-то вскипела жгучая, как бенгальский огонь, ярость. Пора было действовать. Каким-то невероятным образом удалось достать ножницы из левого кармана, пускай это и было очень неудобно. Перед глазами Оли всё медленно поплыло, пульс молотком застучал в голове, как бешеный. Пластмассовая рукоятка единственного оружия обожгла руку, как пожирающее всё на своём пути, ненасытное пламя. Грагин непоколебимо шагал куда-то, практически волоча девочку за собой, а она уже почти не замечала этого. Выхватить ножницы. Ударить со всей силы. Бежать. Звать на помощь. Надеяться на спасение.
План был невероятно простым, но всё-таки что-то не позволяло поступить таким образом. Удар причинил бы убийце боль, а это казалось по крайней мере неправильным, если не смертельно опасным. Нельзя было так поступать. Не важно, что сейчас говорило в запуганной душе: страх перед насилием, беспрекословное раболепство или прирождённая скромность, оно обладало невероятным могуществом. Внезапно в голове девочки прояснилось. Либо она причинит боль, либо больно будет ей. На самом деле всё так просто. Неужели так было всегда? Неужели всегда был выход?
Оля вдруг отчётливо услышала собственное дыхание. Вдох. Новые места, новые злые люди, которым по-прежнему плевать на страдания других. Выдох. Ножницы словно сами собой оказались в судорожно сомкнувшейся руке. Вдох. Ярость и боль, страх и боль слились во что-то большее, чем просто эмоция. Время словно замерло. Девушка прекрасно видела, как медленно вздыхает Грагин, как мерно вздымается его грудь, и как стремительно ржавое металлическое оружие, казалось, не пригодное уже ни для чего, впивается похитителю в руку, разрывает толстую кожу с тёмными волосками. Проходит лишь мгновение, которое кажется вечностью – и он истошно кричит, разжимает хватку и трясёт раненым запястьем. Горячие капли алой солёной крови попали на лицо и губы пленницы, оросили её тёмные волосы. Потом всё резко потемнело, как будто окружающий мир просто-напросто выключили, как с приходом солнца выключают фонари на улице.
Первое, что беженка услышала, был мерный звук волн. Он доносился откуда-то издалека, как будто из-за кирпичной или каменной стены, но каждое мгновение приближался, становился громче и живее. Потом возникло ощущение холодного камня вперемешку с песком и ледяной, словно только что растаявшей, воды. Девочка со стоном приоткрыла глаза и в ту же секунду увидела мутную серовато-зелёную полосу довольно грязной воды. Речка. Что здесь делает речка?
Оля с трудом поднялась и больно стукнулась обо что-то жёсткое головой. Посмотрев вверх, она увидела новенький каменный мост, которому было от силы пара лет. Под ним, между неширокой рекой и прохладной стеной моста была довольно длинная полоса грязной земли и песка. Правда, там не валялось ни одного окурка, ни одной бутылки, что необычно для таких мест, которые, как ни секрет, являются излюбленным лежбищем для наркоманов и алкоголиков, да и просто подростков. Только виднелось небольшое углубление в почве, аккуратно выстланное травой, и несколько старых, наполовину истлевших, скелетиков мышей и птиц.