Страница 6 из 23
Честно говоря, мне бы тоже хотелось помнить то своё детское приключение: наверняка, это было интересно, но тут уж ничего не поделаешь.
— Мы жили в городе. Сначала всё было хорошо, я даже помогала одному владельцу книжного магазина и училась у него, но потом маму уволили. Пришлось возвращаться в деревню, к бабушке, — и тут же спохватилась: — Подожди, откуда ты знаешь, что нас не было здесь именно семь лет? Скажи, что не проверял наш дом каждый год!
Моё возмущённое беспокойство только позабавило его. В глазах появились лукавые искры смешинок.
— Конечно, я не ходил в вашу деревню каждый год…
Облегчённо вздохнула.
— … это было бы слишком долго, — добавил, словно речь шла чём-то само собой разумеющимся. — Я бывал там каждый месяц.
— Тебя могли сурово наказать!
— Зато я сразу заметил, что ты приехала.
— Очень сомнительный аргумент, — проворчала я, и он рассмеялся. — Как ты вообще узнал меня? Столько лет же прошло!
— Это было просто: я ведь почти всё о тебе знаю, — и снова лёгкая, ласковая улыбка, от которой у меня почему-то покраснели щёки. — Знаю, что на левой коленке у тебя маленький шрам — ты упала на гальку, когда гонялась за бабочкой. Знаю, что под ключицей — три родинки. И ресницы я твои длинные сразу узнал, как только увидел. Ни у кого больше таких нет… Не сердись за сегодняшнее. Я много раз пожалел, что со злости рассказал про танец. Надеялся, что ты не найдёшь дорогу, а когда заметил тебя у поляны, было уже поздно.
Свалить вину на чужие, добровольно подставленные плечи очень хотелось, но, к сожалению, приходилось признать, что я виновата куда больше. Каждому известно, чем кончается встреча змеи и человека, а я всё испытывала и испытывала удачу. Сколько раз мне говорили не ходить в лес? Сколько раз я обещала, что больше не буду?
— Что теперь делать? Я не могу остаться, Эс: там мама и Двейн!
— Придётся, — произнёс он грустно, но твёрдо, и сердце замерло в ожидании самого худшего. — Ты ведь и сама знаешь: людям, нарушившим запрет, нет дороги обратно. Ладно бы никто, кроме меня, этого не видел, но ты ухитрилась показаться перед всеми. Теперь ничего не поделать. Хорошо ещё, что именно я тебя поймал.
— И ты не можешь меня отпустить?
Я в общем-то уже и не питала никакой надежды, но пусть лучше он скажет это вслух.
— Не могу, — прошептал виновато. — Я выбрал тебя, понимаешь? Это право даётся лишь раз.
— То есть, если я, например, сбегу….
— Я навсегда останусь один, потому что сам упустил своё счастье, сам не сумел понравиться, — его пальцы просительно коснулись моих, переплелись с ними. — Останься, Рия. Пожалуйста. Я слишком люблю тебя, чтобы удерживать силой.
Это «люблю» окончательно выбило почву у меня из-под ног. Он признался так естественно и легко, без намёка на стеснение! Совсем не похоже на те обрывистые, робкие фразы, которыми когда-то давно впервые обменялись мы с Двейном.
— Как же мама? — выдохнула, холодея от осознания полнейшей безвыходности. — Она там совсем одна и даже не знает, что со мной случилось.
Некоторое время он молчал, задумчиво поглаживая мою ладонь большим пальцем, а потом улыбнулся:
— Напиши ей письмо. Я лично оставлю его у вас дома.
— Ладно, — кивнула понуро.
Письмо — гораздо лучше, чем ничего, но ведь это — совсем не то…
— Думаю, потом вы сможете увидеться. Я понимаю, что ты скучаешь, и, когда наберусь смелости, отпущу в гости. Обещаю. Только вот… ты же не предашь меня и вернёшься, да, милая?
— Конечно!
От избытка несуществующей уверенность, вложенной в одно-единственное слово, оно прозвучало столь фальшиво, что мне самой резало уши.
— Хорошо, — Эс поднялся, чуть улыбнулся. — Спокойной ночи, Клирия, — и прежде чем я начала оправдываться, ещё больше путаясь в очевидном для нас обоих обмане, тихо притворил за собой дверь.
От того, что он ничего не сказал и даже взглядом не выдал своего разочарования, стало только хуже.
Уж лучше бы я молчала! Даже если шанс вырваться отсюда действительно был, теперь он исчез: кому захочется жить одному, если есть честно пойманная жена? Эс ведь и так очень долго тянул, позволяя мне безнаказанно гулять по Шуршащему лесу и жить дома. Вряд ли другие змеи проявили бы хоть половину его терпения! Я всё понимаю и благодарна — правда! — вот только как быть, если я люблю Двейна и не могу бросить маму?
Решив не откладывать разговор до утра, направилась вниз.
В спальне его не оказалось, если, конечно, предположить, что Эсайдес не зарыться с головой в ворох разноцветных подушек на полу.
Зато тут имелось кое-что другое. Напротив дверей в простой узкой рамке висел портрет, написанный столь точно, что я без труда узнала в сидящей на камне девушке себя. Он сам нарисовал, пока тайком присматривал за мной? Не приводил же Эс на свои дежурства ещё и художника? Я не могла быть настолько невнимательной!
Да, входить в чужую комнату без разрешения некрасиво, но любопытство оказалось сильнее совести, и я приблизилась к картине. Судя по одежде, портрету никак не меньше двух лет. Разве тогда я была такой? Густые тёмные волосы, блуждающая на губах улыбка и мечтательный взгляд, устремлённый куда-то в облака. По-моему, нарисовано гораздо симпатичнее оригинала.
Услышав позади характерный шуршащий звук, испуганно отпрыгнула назад, чуть не опрокинув маленький, круглый столик с какими-то безделушками, и замерла, круглыми глазами уставившись на большую, переливающуюся льдисто-белой чешуёй змею, вползшую в комнату. Потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что ничего страшного не происходит.