Рыжая

Через минуту он лежал распластанный на полу и не двигался. Я поднялась и отступила на шаг, глядя, как лужица крови становится все шире…

Дыхание замедлилось и стало почти незаметным. Ничего вокруг разглядеть не могла. Только мертвое тело и кровь на своих руках… Но я видела все это, словно со стороны, будто кто-то поместил меня в стеклянную колбу. Вслушиваясь в себя, я не понимала, почему не испытываю страха, ужаса или вины… Пустота, холод – ничего… И медленно захлопывающаяся пропасть внутри меня…

«Что же со мной происходит?»– пролетела мысль, словно чужая.

Когда звуки стали медленно возвращаться, я взглянула на коммуникатор и поняла, что простояла над телом больше десяти минут.

«Я убийца?»– снова кто-то чужой спросил меня.

Резко выдохнув и тряхнув головой, я умыла лицо ладонями.

– Саша, тебе плохо?– тряс меня за плечо тот самый гамони.

Я испуганно раскрыла глаза и рот, а потом уставилась на пол, где только что лежало тело. Но этот мужчина стоял передо мной живой и здоровый.

– Ты такая бледная. Не стану на тебя заявлять… Иди-ка домой…

Дрожа от ужаса, я отшатнулась и выбежала из кабинета.

Около часа я пряталась в туалетной комнате центра, приходя в себя и не веря в то, что со мной произошло. Я разглядывала лицо в зеркало, смотрела на ладони и на свои туфли – лодочки – ничто не подтверждало то, что я кого-то убила, только нервное возбуждение и яркие картинки произошедшего в мыслях.

По дороге из Тоусэла напряжение отпустило, и я вернулась к причине, которая так подействовала на меня. Хотелось поехать к Саре или Джону и разрыдаться на их плечах. Однако это была сиюминутная слабость, эмоции уже стихали, но я ощущала, как усилилось во мне чувство, копившееся годами, – холодная ярость – нечто упругое, не поддающееся напору извне. И оно не давало раскиснуть, мобилизуя весь внутренний мир.

Я давно поняла: свободы нет. С самого детства меня зажимали в угол, ограничивали даже в том, на что я имела полное право, и это делали не хомони, а мои собственные отец и брат. Что уж говорить о том, что на уровне общественного порядка у меня тоже не было особого выбора. Я даже не смогла попасть в колледж на ту специальность, на которую хотела и заслужила. Выяснять правду и жаловаться – бессмысленно: ошибки исключены, правила хомони требовали беспрекословного принятия, а говорить о своих проблемах я не привыкла с детства.

Уже у входа в неродной дом я получила сообщение от отца, что их с Игнатом не будет несколько дней. И мне было все равно, где они. Раньше я бы вздохнула от облегчения и устроила танцы на кровати брата в обуви, смоченной соком теслины14: он потом чихал всю ночь, но сейчас ничто не радовало. Я закуталась в одеяло, забралась на подоконник со своим стареньким визором и с головой погрузилась в программные алгоритмы.

* * *

Прошло несколько учебных дней. И с каждым разом я с огромным усилием заставляла себя просыпаться, одеваться в новую форму и идти в колледж. Сопротивление было настолько сильным, что не могла сосредоточиться на занятиях: многое проплывало мимо ушей. Стало очевидно, что микробиология не просто скучный предмет – я ее ненавижу!

Ко всему добавилось новое испытание. Я надеялась, что больше не встречу на своем пути Кьени Бер Хезсо, но теперь мы – однокурсницы. Хотелось удавить мерзавку за то, что она портила и без того дурное настроение в самый худший период моей жизни. Остальные однокурсники были из разных городов Тоули, но я не желала ни с кем знакомиться, заводить разговоров и отсаживалась от всех подальше.

В один из дней последним занятием шла история альянса. Я была не выспавшейся и раздраженной: готовила дом к приезду отца и брата, и меня все еще угнетала мысль о провале карьеры в области программной инженерии.

Новый преподаватель рассказывал не так увлекательно, как хорд Намуро в школе, но все же слух выхватывал какие-то факты из его рассказа, а мысли сами собой копошились в утомленном сознании. Речь шла о вирусе, который чуть не погубил расу хомони, но они выжили, установили новый порядок для жизни. И все было гармонично и правильно в новом созданном мире: и законы первого и второго порядка, и кодекс одинаковы для всех… Но гладкая ткань истории, написанной высшим советом хомони, прерывалась истинными фактами, о которых законопослушные граждане вслух не рассуждали.

Общество альянса делилось на высшее, среднее и негласно низшее сословия. Люди, разумеется, занимали последнее. Закон заключения только смешанных браков, чтобы обновить кровь и в итоге сделать расу хомони здоровой и сильной, нисколько не менял положения людей в альянсе.

«Поражает, как можно быть такими лицемерными? Сами хомони – чистокровные – никогда не заключали браки с людьми. Они даже жили подальше от всех, на своей индивидуальной планете – Гане. Сколько за семьдесят лет было таких браков? Уверена, можно по пальцам пересчитать и то, вероятно, уже с потомками от хемани или гамони…»

– А почему хомони не берут в жены человеческих девушек?– вдруг вырвалось у меня, но я не смутилась: стало интересно, как выкрутится преподаватель – гамони.

Тот строго сдвинул брови, но не высказал недовольства и все же выдал ложное оправдание:

– Вкусы у всех разные, либо на торгах они проигрывают другим кандидатам.

«Не убедил! Высшее сословие всегда в приоритете, даже если сто заявок от гамони и хемани на одну кандидатуру…»

– Ни разу за все время?– искренне удивилась я и дополнила маской откровенного сожаления, ведь нельзя сомневаться в «правде».

– Люди здесь не так давно…

– Около семидесяти лет,– напомнила я, продолжая строить святую невинность.

Преподаватель сдержанно подмял губы, но я видела, как ему хотелось поставить меня на место.

– Саша Малых, ты очень любопытна. Но этот вопрос не является предметом истории альянса.

– Просто все мечтают о красавцах хомони, особенно человеческие девушки,– усмехнулась Кьени Бер Хезсо, и вся группа зашепталась. И вроде бы всё безвинно и лишь добавляет популярности хомони, но я-то знала, что кроется за ее словами: яд выплескивался между строк. А она повернулась ко мне и прошептала:– Мечтай, рыжая. С таким носом, как у тебя, очередь на торгах выстроится аж до Ганы.

Рядом сидящие парни и девчонки сдержанно отвели глаза, кто-то осуждающе покачал головой. Но ни один не поставил гамони на место. Я разочарованно опустила глаза.

«И как так вышло, что я в группе одна – человек?»

– Тишина!– строго проговорил преподаватель.– У всех в альянсе равные шансы. Заслужите, и вы подниметесь выше. Поэтому я всегда твержу: занимайтесь саморазвитием и будьте безукоризненны в соблюдении кодекса,– и при этих словах он предупреждающе взглянул на меня.

«Да, да, да… Если уж меня каким-то образом сунули в этот колледж, на эту дурацкую специальность, то каковы мои шансы заиметь нормального мужа? У женщины нет выбора на торгах, но неужели и там меня тоже ждет гадкий сюрприз?– продолжила размышлять я, забыв обо всех.– Возможно, что хомони намеренно играют судьбами людей? А какова их цель? Хоть хомони и победили вирус, но он привел к мутации, которая и по сей день доставляет им большие неприятности: кроме того, что поговаривают об их жестокости, у них практически не рождаются девочки… Сколько? Пять на сотню? Вот это прирост!– усмехнулась я.– А ведь они до сих пор желают брать в жены только чистокровных. Если бы не было браков с хемани и гамони, то хомони исчислялись бы лишь мужским полом. Дочерей от смешанного брака снова отдают чистокровным, чтобы усилить кровь. Какое самолюбие и тщеславие! Высшее сословие! Их все почитают, но за что? Они презирают всех, кто не является ими…»

* * *

Проведя в колледже еще один бесполезный день, я была разочарована и обессилена злостью.

«За что это мне?»– вглядываясь в серое грозовое небо из окна аэробуса, задавалась вопросом я.

Скоро начнется сезонный ливень15, и я хотела попасть к Саре в Тазир до него, иначе новую форму можно будет выкинуть: она покроется желтыми пятнами.

14

Теслина – дикая белая ягода, сильный возбудитель аллергии.

15

Сезонный ливень – короткий период, когда осадки содержат вещество, органически разлагающееся в почве, но устойчивое при попадании на кожу и одежду.