Страница 7 из 75
– И что Санечка в нем нашла? Росту нет. Бороденка жиденькая. Ни кожи ни рожи! И голос тоненький! Поп без голоса – курам на смех, – горничная Клавдия выразительно поджала губы, всем присутствующим в кухне давая понять: жених у хозяйской дочки негодящий.
У няни будто кто сердце сжал от Клавкиных слов. Няня только-только вернулась из родного села. Поставила в своей комнатке саквояж, который одалживала ей в дорогу хозяйка, матушка Ирина, умылась и зашла в кухню чайку выпить, перед там как повидаться с Санечкой и домочадцами. И, если совсем начистоту, – узнать у «кухонного собрания» последние новости заранее. Тут ее и огорошили известием: Санечку, радость нянину и гордость, утешение на старости лет, ненаглядную ее деточку, сосватали. И свадьба не за горами. Жених больно торопится. Вроде рукополагаться ему скоро и на приход ехать.
Няня ночей не спала, вымаливала Санечке хорошего супруга. И на тебе! Стоило оставить деточку без присмотра, беда и приключилась. Бороденка жиденькая и голос тоненький. А матушка Ирина куда смотрела? Почему отдала такому неказистому единственную дочку? Поскребыша своего? Да как же вышло, что у Санечки жених плох?
Няня растерянно моргала. К пирогу не притронулась. Чай в стакане стыл.
– Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй! – некстати закрестилась в уголке кухни слепенькая старенькая Настена. Огорчение нянино переросло в смутную тревогу.
Слепенькую в доме почитали чуть не за провидицу. Сидела Настена обычно на кухне и непрерывно молилась. А уж пост держала самый строгий. Покойный отец Федор ее и в понедельник, «за ангелов», поститься благословил. Слепенькая вкушала в такие дни исключительно просфорку и святую воду. Няня уже и запамятовала, когда Настена появилась в доме, кому родней приходилась. Санечка как-то обронила: «Может, и никому. Да есть ли разница? Она нам милость оказала, она у нас жить выбрала. Куда мы без Настены? Она нужная. К себе строгая, при ней стыдно быть плохой». Отроковицей еще была, а умные слова нашла! И няню тут же обняла: «А уж какая ты нужная! Ты, нянечка, у нас солнышко. Светишь и греешь! И мне все позволяешь. Балуешь!» На свою голову и разбаловала Санечку – выбрала она без няни не пойми кого. Никто толком не знает, кто таков, откуда взялся и что Санечка в нем нашла.
Повариха перебила нянины мысли.
– Несешь всякое, абы языком молоть! Под стать он нашей Санечке! – осадила она Клавдию. – А борода отрастет. Какая борода в его годы?
Повернулась к няне:
– Глазоньки у него добрые. Приветливый. Всех выслушает, всем слово хорошее найдет. С молодыми это редко случается. Чтобы уважили, внимание оказали…
Няня вспомнила, что проголодалась, и потянулась к пирогу. Шутка ли, целое утро в дороге провела, не евши, не пивши. Откусывала пирог и успокаивалась. Поварихе няня доверяла, та обманывать не будет. Если ей понравился, наверняка хороший жених. О горничной няня придерживалась мнения невысокого. Нескромная. Вечно других злословит, в надежде цену себе набить. Еще бы, ухажер у Клавдии завидный – отставной солдат. Мужчина обстоятельный, коренастый, с усами. Сапоги начищены до блеска. Сидит тут раз в неделю, хозяйские чаи гоняет часами, господ обсуждает. Мол, они ни в чем не разбираются, ему бы их деньги да положение, он бы на их месте развернулся. Клавдия ему поддакивает. Считает горничная, он в людях разбирается и судить может и, мол, она тоже. И не задумалась ни разу, почему предложение ухажер ей делать не спешит! А видать, не у одной Клавки чаи гоняет, может у него таких Клавдий на каждый день недели имеется. Слыхано ли, год присматривается, выбирает, решиться не может. А к Санечке посватались!
Няня победно посмотрела на горничную. Чуть было не испортила Клавка ей настроение. Няня приехала из села весьма довольная собой. Пробыла там долгонько – старшую сестру в последний путь проводила. Сестра ее вырастила: мать родами померла, так старшая младшую потом у мачехи забрала, сама поднимала. Вот няня долг и отдала, все для сестры сделала по уму, денег не пожалела. Домовину заказала добротную, из сосновых досок. Простоял гроб с телом два дня в хате и ночь в церкви. Под неусыпаемую Псалтырь. Няня и женщин наняла, и сама читала. Отпели, похоронили, помянули. Няня милостыню раздала, девять дней справила по усопшей, потом сорок. Оградку поставила. Между прочим, невиданное дело для их села – такая богатая оградка. И все за свой счет! Племянники на словах готовы были расходы поделить, но заметно обрадовались, когда няня отказалась от помощи и сама оплатила даже оградку. Люди, конечно, судачили: «Простую крестьянку, а как барыню похоронили», няня на подобные речи твердо отвечала: «Она заслужила». Благостное настроение ей не смогли омрачить даже нахальные родственнички. Хорошо она сестру проводила. Дай Бог каждому такие похороны! Задержалась няня в селе. А теперь спешила рассказать Санечке. В подробностях. Голубушке своей, свету очей… И откуда только этот жених взялся?! Няня отложила пирог.
Еще набежала мысль – без нее все случилось. Санечка предложение приняла, матушка Ирина согласилась, помолвку уже объявили, свадьба скоро. Все без нее. Мысль противная растравила няне душу. Она надеялась, что голубушка как замуж соберется, с ней посекретничает, посоветуется и у нее благословение спросит. А оно вон как вышло. Может, и правы племянники: «Никому ты в поповском доме не нужна, старая. Пришлют тебя к нам доживать».
Няня тихонько вздохнула, перевела взгляд с горничной на повариху и начала выяснять, что за фрукт этот жених:
– Улечка! Неужели непригожий?
– Пригожий, пригожий! – заверила повариха. – Не слушай Клавку! И пирог доедай.
– По молодости все пригожие, – тем не менее вставила свое слово горничная. – У него же солидности нету! Не представительный! Не то что мой Иван Кузьмич.
– Зато добрый он и веселый. Вон Санечка какая счастливая носится. Пирог этот мне начинкой заправила. Дай, говорит, Улечка, мне как в детстве с тестом повозиться. Я ей: «Не надо вам ручки марать, то вы дитем шкодничали, нонче вы взрослая». Она в смех сразу, – повариха улыбнулась.