Провинциалка

Настя не поехала к себе в лабораторию, а, поставив Пежо на стоянке перед главным корпусом института, поднялась на второй этаж в директорскую приемную. И плевать, что секретарша без всяких намеков, а прямо в лоб, пыталась объяснить наглой новенькой, мол, посетителей академик принимает исключительно по предварительной записи и в указанные на дверях часы приема.

— Я его лаборантка, — упрямо повторила Настя. — И у меня дела, не терпящее отлагательств.

Секретарша посмотрела на девушку, как удав на кролика, но та гипнозу не поддалась и взгляда не отвела. Тогда женщина все же соизволила вылезти из-за стола, заставленного телефонами разных расцветок и форм, как в кабинете правительственной связи, покачивая широкими бедрами, она продефилировала к двери и без стука распахнула ее настежь.

— Борис Леонидович! — прокричала секретарша прямо с порога. — К вам тут рвется ваша новенькая лаборантка.

— Пусть войдет, — раздался приятный мужской голос, почти бас, из недр помещения.

Тася протиснулась мимо полненькой секретарши внутрь кабинета. Та фыркнула ей вслед и захлопнула дверь с громким стуком.

«Сучка крашеная, — без злобы выдохнула Тася. — Такая же злобная, как мачеха. Если спит с академиком, думает, ей все дозволено».

— Ну, рассказывай, Тася, что случилось? — спросил Борис Леонидович девушку, неожиданно пришедшую к нему в неприемные часы.

Это с его подачи его внучку и внучку лучшего друга, неожиданно названными родителями одинаково, стали именовать сначала Настася и Настуся, чтобы не путаться, а потом имена сократили до Тася и Туся.

У Насти вдруг полились слезы ручьем — сказалось нервное напряжение последних дней, а последняя стычка с секретаршей на пороге кабинета академика доконала вовсе.

— Ну-ну, — академик быстро и легко, несмотря на возраст, подошел к ней, вынул из кармана пиджака носовой платок и, взяв Настю за подбородок, вытер ей слезы, как дома сделал бы дедушка. Вместо того чтобы успокоиться, Настя заревела еще сильнее, как девчонка, упавшая и разбившая коленку, а не взрослая девушка.

— И все же, что произошло? — переспросил Борис Леонидович.

Он взял Настю за руку, подвел к своему креслу и насильно усадил девушку в него. Сам сел на стул рядом.

— Рассказывай, — приказал.

— Зря дедушка обратился к вам за помощью, — всхлипнув в очередной раз, прошептала Настя.

Она прекрасно понимала, что повела себя недостойно взрослому самостоятельному человеку, и теперь пыталась сохранить хотя бы остатки достоинства.

— И ничего не зря.

Борис Леонидович поднялся со стула и прошелся пружинистой походкой по просторному кабинету туда-сюда. Настя отметила про себя, что академик выглядел просто прекрасно, несмотря на возраст. От деда она постоянно слышала, что он продолжал играть в теннис круглый год, как в молодости, устраивал летом заплывы на водохранилище. Вот ей бы так. На бег по утрам и на тот силы воли не хватало.

— За два дня ты сделала больше, чем предыдущая лаборантка за полгода, — проговорил академик.

Но Насте показалось, что слова сказаны лишь для того, чтобы ее успокоить, вселить в нее уверенность, не более того.

— Опять же я с репетитором по математике договорился, — продолжил Борис Леонидович, останавливаясь напротив Насти.

— Не стоило беспокоиться, — потупилась девушка.

Настя всегда чувствовала смущение, когда напрягала людей. Она старалась без особой нужды этого не делать.

«Все, что можно купить за деньги, должно быть куплено, а не получено нахаляву. Пользы от халявы мало, и ее нельзя вернуть, если она не понравилась», — так любили повторять ее отец и дед.

— Стоило. Это любезный взаимный обмен, — усмехнулся академик и улыбнулся. Его строгое лицо помолодело стразу лет на десять. — Молодой человек…

Теперь улыбнулась Настя — что для его деда, что для Бориса Леонидовича все, кто моложе их хотя бы на десять лет, именовались молодыми людьми.

— Ровно через год осенью планирует защищать докторскую диссертацию. Он обратился ко мне с просьбой выступить его научным руководителем. Я предложил ему в обмен подготовить тебя для поступления на матфак нашего университета. Баш на баш, так сказать.

— Может… — неуверенно начала Настя.

— Не может, — строго перебил ее академик. — Я уже договорился. У моего диссертанта богатый опыт преподавания, это раз. Кроме того, он является председателем «олимпиадной» комиссии, а это два.

— Борис Леонидович, — улыбнулась Настя, — это называется злоупотреблением служебным положением.

— Ничуточки, — рассмеялся академик. — Это всего лишь услуга за услугу, я же сказал — он будет возиться на совесть с тобой, я с ним. А по осени все будет видно, кто из нас старался лучше. Но предупреждаю сразу, что Николай Алексеевич, так зовут твоего репетитора, строг, но справедлив. Уже сегодня он тебе позвонит и озвучит расписание занятий в университете. Замечу ты не одна такая, это не индивидуальные занятия, вас будет целая группа. Но только тебе посчастливилось — не придется думать об оплате. Так что, иди и работай. И больше не устраивай истерик.

Настя кивнула.

— Про меня сплетничают в институте, — вздохнула Настя.

— Представляешь, Тася, — хмыкнул Борис Леонидович, — про меня тоже. И, знаешь, все те пятьдесят лет, что я тут работаю. И ничего, как видишь, жив и здоров. До академи и директора института дослужился. А сплетни, — он махнул рукой, — это не от большого ума. Постарайся быть выше пересудов. И еще… Хочешь, чтобы меньше говорили, не давай повода.