Страница 21 из 37
Вовка и Юрка крадутся к стенам крепости.
– Стой! Кто идёт? – кричит третий часовой.
К нему подбегает четвёртый. Оба настороженно вглядываются в темноту. А в этот момент с другой стороны перелетает через стену крепости и падает на снег драный валенок.
Не заметив его, часовые ходят опять чётким шагом вдоль стены.
Тревожно раскинувшись, бормочет что-то в полусне Саша. У него жар. Температура поднимается всё выше и выше.
Стена над Сашиной кроватью увешана деревянным оружием. На столе у изголовья – цветок в стакане и коробочка. У коробочки замерли два оловянных часовых. Дальше, на краю стола, выстроился целый отряд.
Саша приоткрывает блестящие от жара глаза и смотрит на своих солдат. И вдруг оба часовых точным движением сходят со своих подставок и, приподняв с полу приклады винтовок, чеканным шагом идут навстречу один другому вдоль охраняемого пространства. Саша улыбается. Но вот лицо его насторожилось. Быстрым движением поворачиваются оловянные часовые, перехватывают винтовки наизготовку, приклад к плечу. Пятятся. Смешным клубочком один за другим подымается дым выстрелов. Часовые выхватывают из-за пояса бомбы, бросают их. Беззвучно вспыхивает огонь, вздымаются клубы дыма.
А когда молочный дым рассеивается, над поваленными часовыми протягивается чья-то рука, открывает коробку и достаёт записку. Это нянька. Торопливо суёт она записку в карман и оборачивается. У дверей стоит Нина в пёстром халатике и тихо говорит:
– Анна Егоровна, идите, я посижу… Мне всё равно не спится.
Нянька поправила Саше подушку, вышла и, прикрыв за собой дверь, торопливо разворачивает записку. На её лице недоумение. Это чистый белый лист, без единой буквы.
А Нина взяла со столика термометр, покачала головой, подняла опрокинутый пузырёк и присела на край кровати. Подняв откинутую, сжатую в кулак руку Саши, она замечает в кулаке бумажку, разнимает Саше пальцы, берёт записку и читает: «Милая Нина, береги детей. Расти и сама. Прощай. Вернусь – всё хорошо будет. Степан».
Лицо Нины загорелось волнением и улыбкой. Она положила записку в коробку, опять поставила около неё двух оловянных часовых. И, благодарная, опускает голову на грудь Саше.
Часовые у стен снежной крепости прислушиваются к звону башенных часов.
– Должна быть смена, – говорит один.
– Смена не придёт. Их дома не отпустят, – возражает другой.
– Не то время. Теперь отпустят.
И тут же оба часовых поворачиваются, услышав мерный, чеканный топот тяжёлых шагов по скрипучему снегу. Идут Коля Колокольчиков и ещё один мальчик, укутанный с головы до ног.
Караул сменяется у раскрытых ворот. Вдруг Колокольчиков бросается внутрь крепости, поднимает драный валенок и, заикаясь от волнения, кричит прямо в растерянные лица часовых:
– Ротозеи! Я пост не приму! Я доложу об этом коменданту!
На снежной лесной поляне всё перекорёжено. Возвышается какое-то полуразрушенное железобетонное сооружение. Лежит вверх колёсами пушка.
Лыжник в белом халате пересекает поляну и ныряет в чащу леса. Его окружают чёрные деревья, зубья скалистых камней. Вокруг угрюмая тишина.
Лыжник бежит. Зацепил халатом за сук, рванул, остановился и снимает халат.
Сверху раздаётся вдруг каркающий голос:
– Гляди под ноги, не задень провод!
Лыжник поднимает голову и видит наверху в ветвях артиллерийского наблюдателя. У него резкое лицо, орлиный нос, на шее – бинокль, в руке – телефонная трубка. – Ворон птица! Капитан Максимов у вас на батарее? – спрашивает лыжник.
Наблюдатель резко, как крылом, махнул рукой, показывая направление, и поднёс бинокль к глазам.
Внутри полуразрушенного финского дота два красноармейца и шофёр Коля пьют чай на дощатом столе возле железной печки.
Телефонист принимает телефонограмму, записывает и через ровные промежутки повторяет:
– Давайте… давайте…
Коля вынимает из кармана бумагу, спички, махорку и оловянного солдата. Он ставит солдата на стол и, свёртывая цигарку, говорит:
– Война нелегка. Жена далека. Кругом шинели летят шрапнели. Давай, солдат, табаку покурим.
Красноармеец башкир отхлёбывает чай и усмехается:
– Большой человек с маленький игрушка играет… Смеяться можно.
– Смейся, – отвечает Коля. – Это солдат волшебного войска… Не понимаешь? Ну, как бы по-вашему?… Колдун, что ли?
– Жулик? Так будет?
– Эк, хватил не по той мишени… Этого солдата мне подарил один генерал. У него солдат учёный: он говорить умеет. Скажи, солдат, почему Абдул Муртазин пьёт чай без сахару?
Коля пускает густой клуб дыма, который почти закрывает его лицо, и тонким голосом сам отвечает:
– Стоял в секрете и съел на рассвете.
Второй красноармеец хохочет. Телефонист грозит всем кулаком.
– Он у меня ещё и не то может! – гордо говорит Коля и снова наклоняется к оловянному солдатику. – Раз, два, три, четыре, пять! – Он дунул, окутал солдата густым клубом дыма и заканчивает, обращаясь к башкиру: – Можешь сахар получать!
Дым рассеивается. Рядом с алюминиевой кружкой башкира лежит кусок сахару.
Башкир добродушно улыбается…
Отодвинулась рогожа, заменяющая сорванную дверь. В клубах пара входит капитан Максимов. Все встают.
Рогожа опять отодвинулась, входит лыжник. Его халат перекинут через руку. Лыжник подаёт пакет и рапортует:
– Товарищ капитан, посыльный лыжник штаба батальона Егоров прибыл в ваше распоряжение.
Максимов пробегает глазами бумагу.
– Почему вы без маскировочного халата?
– Зацепил, разорвал. Сейчас чинить буду. Товарищ капитан, вам от жены телеграмма. Попала на третью батарею случайно. Распечатана потому, что, меняя позицию, третья батарея передала её по телефону на вторую.
Лыжник передал телеграмму, отошёл и греет руки у железной печки.
– Мне… от жены? – удивлённо переспрашивает Максимов, читает, улыбается и показывает телеграмму шофёру Коле.
Коля читает: «Саша поправляется, опять собирается штурмовать крепость. Мы для раненых устраиваем ёлку. Все целуем. Жена Нина».
Капитан, показывая карандашом на подпись, тихонько говорит:
– Женя, Нина.
И быстро пишет что-то на телеграмме. Лицо его лукаво.
Красноармеец башкир улыбается чуть хвастливо:
– У меня дома в Уфе тоже жена есть. Она мне тоже смешной писем пишет.
– Врёшь, врёшь! – говорит второй красноармеец. – Никакой жены у тебя нету…
– Невеста есть в Стерлитамаке, Лола зовут, – задумчиво и безобидно отвечает башкир. – Она мне тоже смешной пишет.
Максимов кладёт телеграмму в конверт и протягивает его Коле:
– Не забудьте сегодня отправить.
Телефонист, окончивший приёмку, молча передаёт капитану исписанный лист, подходит к печке, греет руки и, усмехаясь, спрашивает у лыжника:
– А у тебя есть Лола?
– Лолы у меня, я прямо скажу, нету, – отвечает лыжник. – Лола у меня после войны будет. – Тебя убьют, потому что ты бегаешь без маскировочного халата, – строго говорит телефонист.
Лыжник усаживается, расправляет халат, достаёт иголку и говорит серьёзно:
– Убьют? Тогда, конечно, никакой Лолы не будет…
Капитан Максимов, прочитав телефонограмму, приказывает шофёру:
– Приготовьте машину. Едем в штаб участка.
Коля подтягивается:
– Есть приготовить машину, товарищ капитан!
– Товарищ посыльный, – спрашивает капитан Максимов у лыжника, – по опушке леса вдоль озера дорога не под обстрелом?
– Я проскочил, было тихо, товарищ капитан… Но я что? Тень… стрела… заяц…
– Заяц? – усмехается телефонист. – От таких зайцев волки на деревья скачут!…
Через лес пробираются два дозорных финских лыжника. Что-то услыхали, насторожились и направились к дороге, по которой едут в штаб капитан Максимов и шофёр Коля.
Максимов молча смотрит вперёд. Коля говорит, не поворачиваясь к нему, глядя на дорогу: