Азиман

В зале горел свет.

В пыли было множество следов, а недалеко от Ститхи ― большое бурое пятно.

Рядом аккуратная стопка одежды, кожаная куртка, пиджак, брюки, армейские ботинки, туфли…

Ститха неподвижно лежал на брюхе, глядя куда-то в пространство.

Обернулся, глядя на появившихся людей, произнес

― А, добро пожаловать, добро пожаловать. Рад вас видеть.

Николай покосился на аккуратно сложенную одежду, на большое бурое пятно рядом с драконом, нервно сглотнул.

Женька спросил

― Какие новости?

― Новостей куча. Во-первых, имена. Адреса. Куча важного и не очень. Вон там в куче тряпок лежат документы, но это вам, людям, лучше разобраться, что там к чему.

Женька глянул на Николая. Тот подумал, покосился на бурое пятно, потом на аккуратную стопку одежды.

Осторожно подошел, поглядел. Залез в карман кожаной куртки, достал ключи от машины, водительские права на имя Сергея Эдуардовича Штольца, бумажник с кредитной картой и тощей пачкой сотенных бумажек.

Повертел в руках права.

― Вот все, что осталось от Сергея Эдуардовича…

Ститха не обращая внимания на него продолжил.

— Так вот, эти милые ребята нашли или заново изобрели Знаки Г’Разха. И нарисовали их по всему городу. И уже больше года их периодически обновляют.

— Больше года?! — Николай уронил права и поднялся, — Этого не может быть! Сколько же детей погибло?!

— Не так и много. Знаки Г’Разха просто тянут силу из наиболее впечатлительных людей, находящихся поблизости. Из детей. И только те, у кого есть особые способности, но нет навыка, рискуют перейти Грань… Кстати, я бы советовал вам обратить внимание на вашу дочь. Может оказаться, что у неё талант.

— Больше года эти уроды…

— Надеюсь, вас больше не расстраивает участь несчастного, сожраного свирепым драконом?

Наталья плакала на дне колодца собственных глаз, в бесконечной глубине собственного тела. Бессилие, обида, понимание неизбежности отвратительной участи…

— Я же хотела, как лучше… — проныла она в темноте.

Безмолвие и глубина.

Мрак и отчаяние.

Глянуть вверх — там затхлый запах шкафа.

— Как вещь… Меня положили на полку, как вещь…

Можно попробовать выглянуть наружу, нашарить в темноте свои чувства, но от этого только обиднее, только острее ощущение кукольности.

Наташа вспомнила глупые статусы во вконтакте, в одноклассниках ― “В темноте корни растут вглубь”. Вот она, самая настоящая темнота.

И в этой темноте пришло иссушающее понимание никчемности собственной жизни, наивности надежд, пошлости желаний…

― Я и есть кукла… Я все время была куклой…

Она мысленно поднялась и осмотрела темницу собственного тела. Как вырваться?

Из щели между дверцами шкафа проблеск света, где-то в кабинете слышен разговор. В шкафу голос шефа отдается гулко и мрачно ― инструктирует Сергея.

Отправил его выполнять задание, которое провалила глупая кукла.

― Я кукла и принадлежу Хозяину, а потом он отдаст меня Сергею…

Что будет Сергей делать с куклой? Как играть?

От Сергея всякого можно ожидать.

Она давно опасалась Сергея, но вот что шеф такой же ― не ожидала.

Нечего туда смотреть. Там, снаружи, только боль и унижение, отчаяние и глупость.

Наташа попыталась мысленно отвернуться и отползти назад.

Темнота поглотила её полностью. Мгновенная и бесконечная тьма накрыла…

Вспомнились слова “тьма, пришедшая со Средиземного моря накрыла ненавидимый город” ― она не помнила точно, но было кажется, так.

Ненавидимый? Да, пожалуй.

Отвернуться и пойти прочь.

Прочь.

Куда?

Она шла во мраке, с каждым шагом возвращалось ощущение тела.

Сперва было лишь движение, потом босые пятки стали ступать по холодному, затем потянуло прохладой по всему телу, стали слышны ритмичные шлепки ног по камню.

― Куда я иду? Зачем? ― подумала Наташа, но не стала останавливаться. Зачем? Ведь все равно, участь одна, хоть лежать и плакать, хоть идти в темноте.

Слева послышался какой-то звук, и она повернула посмотреть.

Приблизилась, и заметила небольшую щель во мраке, подсвеченную чем-то похожим на свет.

Подошла, заглянула.

Ребенок лет пяти, сидит на полу, играет в железную дорогу. Ребенок тощий, изможденный, таких показывают в кино про голодающих детей Африки или про фашистские лагеря…

Железная дорога странная ― она словно бы состоит из множества зубов, которые постоянно кусают ребенка за пальцы, постоянно что-то откусывают, что-то жуют, но ребенок не кричит, не истекает кровью, даже не отдергивает пальцы, лишь становится все более и более изможденным.

Присмотрелась, и увидела, что у вагончиков с зубами есть лицо, полупрозрачное, словно бы проступающее сквозь яркую картинку.

Чем-то знакомое лицо.

Отшатнулась, узнав Анатолия Александровича.

Шарахнулась прочь и побежала. Тихо, стараясь ступать бесшумно.

Отбежала довольно далеко, перешла на быстрый шаг и тут под ноги попалось что-то мягкое и покрытое шерстью, большое и теплое…

Наташа споткнулась и свалилась прямо на него.

В темноте раздался звук

― Арррр, ну кто тут еще?!

Трофеи… Не ограбление, а боевые трофеи.

Женька сел за руль, Светлана пристроилась рядом, Николай пошел к своей. Пока Женька выруливал со стоянки, Света рассказывала, что у Азимана все в порядке, насколько это возможно в такой ситуации. Лежит, ни на что не реагирует, улучшений нет, ухудшений тоже, врач Василий Васильевич, проявляет осторожный оптимизм, надеется на улучшение в ближайшие дни. Сожалеет, что так и не понял причины такого состояния. Светлана выслушала, умеренно переживала, удивлялась обилию бюрократических сложностей с лечением. Оказывается не так и просто положить взрослого человека в больницу, если он сам не может ничего сказать, и кто его опекун ― неясно. К сожалению, штампом в паспорте они не успели обзавестись, а где какие-либо родственники Азимана… вернее, Евгения Борисовича, Светлана не знала. Впрочем, пока никто его из больницы выкидывать не собирался, и Светлана обещала главврачу поискать решение этой проблемы.