Страница 81 из 112
- Я нашла твой мольберт, - она начала издалека, но я уже понял, о чем будет наш разговор. Эта тема ее беспокоила, будоражила ее мозг, разрывала изнутри. Она уже много раз пыталась выспросить у меня подробности, и в ту ночь я сдался.
- Я рисовал в школе.
Она поцеловала меня в шею и крепче прижалась ко мне.
- Дальтоники не умеют рисовать, - тихий, но отчетливый словесный удар.
- Умеют. Просто они не видят цвета. Это никак не касается рисования или чего-нибудь другого. Раньше, люди рисовали без рук и без ног. Разве не могу я рисовать нормально, не различая красок? Это шаблонное мышление, милая.
Она внимательно посмотрела на меня и спросила:
- Ты злишься?
- Нет, милая. Просто не люблю эту тему.
- Я твой самый близкий человек. И ты любишь эту тему. Эта тема и есть ты. С кем, как не со мной, ты можешь это обсудить? Пожаловаться? Или поплакать?
Я промолчал. Только улыбнулся и все. Она не понимает. Никто не понимает, и не поймет. Пока не станет дальтоником.
- Каким ты видишь небо, Люми?
- Белым.
Она ошеломленно посмотрела на меня.
- Но оно голубое...
- Я знаю. Но мы видим его белым. И в школе я рисовал его белым.
- А как же...?
- Охотники за мной? Я придумал отмазку. Сказал, что таким образом издеваюсь над Инаковидящими, пытаясь исказить их реальность.
- Какой ужас! Но как так можно жить? Извини, конечно, но это же не полноценная жизнь. Разве нет?
Я скривился в отвращении.
«Вот почему я не люблю об этом говорить. Потому что каждый норовит задать этот глупый, ненормальный вопрос. Все почему-то считают, что если ты дальтоник, то ты не можешь жить как они. Что за чушь?».
- Это практически не мешает мне жить, любимая. И если бы не фанатики и Триада Богов, которые почему-то истребляют нас, жить нам стало бы еще лучше.
- То есть, из всех великолепных цветов нашей Яркой Радуги ты видишь только... белый?
- Нет, конечно же - нет. Это сложно объяснить, милая. Мы просто видим немного иначе. Мы не рассматриваем цвет как вы. Мы не зацикливаемся на этом. Мы просто смотрим. Я вижу черный и красный, но мне насрать на них, я вижу - зеленый и фиолетовый, но не могу их отличить. Я вижу тебя, родная, и мне все равно, какого ты цвета. Скажем так, для меня ты – Радуга самого родного цвета.
Внезапно ее глаза засветились. Так бывало, когда она была чем-то увлечена. Так было, когда она увидела меня впервые.
- Люми! У меня потрясающая идея! Я все равно никогда не пойму, как это быть Инако... ой, прости, - дальтоником... но ты можешь показать мне. Даже не рассказать, потому что, вижу, что говорить об этом - ты не настроен... Ты покажешь мне и я пойму...
- Как, Клеменс? Как мне показать тебе, что я дальтоник?
- Ты нарисуешь для меня картину. Точнее, мы вместе нарисуем одну и ту же картину. И тогда я увижу разницу. Тогда я пойму.
Я снова недовольно скривился.
- Я не рисовал уже сто лет. Да и экзамены на носу. А еще мне пора искать роботу.
- Экзамены и робота подождут. Как же ты не врубаешься? Если ты покажешь мне как это – не видеть цвета, я стану лучше тебя понимать, и наша любовь станет только крепче. На словах – это не то. А вот картина – это совсем другое дело! Ты нарисуешь одну из Радуг, и я тоже! Потом мы сравним наши картины, и я наконец-то точно увижу твою душу. Твою Бесцветную, непонятную душу. - А если тебе не понравиться? - Мне не может - не понравится твоя картина, Люми. Я люблю тебя и приму ее такой, какая она есть.
Вот с этой фразы и начались наши неприятности.
***
Мы решили работать над картинами в разных комнатах, чтобы усилить эффект приятной неожиданности. Но, зная любопытство Клементины, я решил обмануть ее. Я рисовал две картины: одну по соседству с комнатой моей возлюбленной, и вторую, настоящую – в своем укромном логове. План был таков: нарисовать обе картины, потом показать ей «ненастоящее полотно», и лишь спустя некоторое время удивить ее тем, как дальтоники видят Яркую Радугу. Но, этот план провалился, и в итоге я показал ей только одну картину – настоящую. Заведомо не сообщая друг другу о том, какими красками или карандашами будем рисовать, мы принялись за работу. Она просила Радугу – я нарисую ей Радугу. Точнее, нас с Клементиной на этой Радуге.