Страница 103 из 112
***
...Я летел. Рядом со мной летели мои родители. Мы летели над бескрайним, черным, как смола, морем. Где-то рядом трепетали огромные, черные птицы с одним крылом. Мы махали в такт с ними, своими уродливыми, общипанными крыльями, среди черных перьев которых копошились черви. Огромные, белые черви...
- Лора? Филипп? Что происходит? – я обернул свой клюв к ним и подлетел поближе.
Они засмеялись, но то был не человеческий смех. Скорее, карканье подыхающей вороны, нежели оптимистическое, эмоциональное действие.
Внезапно они начали атаковать друг друга. Эти хищные птицы - мои родители бились крыльями и клевали друг друга. Кровь озарила небеса. Белые небеса. Или синие? Вы не подскажете?
- Это ты виновата в его смерти!
- Нет, ты! Нам вообще не стоило рожать этого мальчика!
- Стойте! Прекратите! Мама! Папа! – я занял «буферную позицию» между ними, чтобы они не нападали друг на друга. – Никто ни в чем не виноват. Я просто дальтоник...
- Ты это слышал? Просто дальтоник? Да ты же павший... – снова этот каркающий смех. – Очнись, сын! Ты умер! Тебя убили....
- Нет, я...
А потом вдруг появились две стрелы, и моих родителей не стало. Я попытался закричать, но из горла вырывался только птичий визг...
***
Я стал другим человеком... Теперь меня звали – Ларри... И мы говорили....
- Посмотри на себя, Ларри! С каких пор ты превратился из милого, хорошего парня в угрюмого женоненавистника? Я понимаю, что была ситуация, но это же не значит что все они такие.
«Кто это?»
- Конечно, не значит, Скотт. Я никогда не заявлял подобного. Но эта проблема меня волнует. Я уважаю хороших женщин и ненавижу продажных. Вся горечь заключается в том, что число вторых по сравнению с первыми, растет в геометрической прогрессии. Вот тебе пример на фоне заболеваний. Есть излечимые заболевания, а есть безнадежные, верно? Ты просто вспомни такие болезни как рак или Спид : ведь все население земли ненавидит эти болезни, и никто не обзывает их спидо или рако - ненавистниками. Почему? Потому что это нормально – знать, что мы не можем их вылечить, а когда кто-то заявляет подобное о тех шлюхах, стоящих на трассе, то он сразу же становится объектом насмешек. Доктор ходит по палатам и говорит: - Фу, мать твою я не могу это вылечить, но это реально ужасно. А вот этого пациента еще можно спасти, здесь я вижу прогресс на лицо. Просто такие люди как я, понимают, где зло и где добро, и называют вещи своими именами. Говорят правду, твою мать. Пол испортился, если ты шаришь, о чем я говорю. Они гниют как те листья, которые каждый год опадают в моем осеннем саду.
«О чем они говорят? Что это за слова такие?».
А потом этот Скотт превратился в Клементину...
***
У нее было тело Люка Криспо, и говорила она, как он, но отличалась от того негодяя лицом. Точнее, тремя лицами. Спереди на меня смотрели глаза Клементины, а по бокам у нее «выросло» еще две головы – Бертранды и Мелиссы.
- Твоя армия разбита, а я украла твою картину, сопляк. Твои Кубики – Рубики не спасли их от мучительной смерти.
- Не спасли... Не спасли, – закивали лица Бертранды и Мелиссы.
- Ты тоже мертв. Я знаю, с кем я говорю. Ты – Люк Криспо.
- Все мертвы, ты прав... Кроме нее и Триады. Разве оно того стоило, парень? Эта война того стоила? Столько людей погибло... И твоих, и моих...
- Я не хотел этого... Меня вынудили... За мной охотились. Ты меня преследовал!
- Это так! Это так! – закивали головы, – Но, если бы ты сдался, не было бы нужды в смерти двадцати пяти тысяч человек.
Я упал на колени перед этим существом и засмеялся.
- Этого ты хочешь, Дуга? Ты хочешь, чтобы я признался в смерти всех и вся? Взял вину на себя?
«Клементина – Криспо» - молчала.
- Хорошо! – крикнул я. Это я виноват! Во всем: в том, что родился дальтоником, в том, что родился изгоем, в том, что стал причиной горя и гибели родителей, в том, что потерял любовь... А теперь казни меня, или пропусти дальше, неведомая ты тварь!
Из глаз существа полилась кровь, и через секунду передо мной осталась только лужа из внутренностей и кровавой жижи. Оттуда торчала когтистая лапа. И я схватил ее.
***
Левая часть головы ужасно болела, ритмично пульсируя в такт танца крови внутри нее. Я попытался пошевелиться, и сразу же застонал от боли: все тело ныло и чесалось.
- Тише... тише, – ты только что прошел последнее испытание. Сначала тебе будет очень тяжело двигаться...
- Кто?
- ИИИИ! Он пришел в себя! Да где же ее черти носят? ИИИ!
- Пить... я хочу пить...
- Подожди! Я пойду за И, а потом принесу тебе воды, хорошо? Будь хорошим мальчиком, Люмьен, не шевелись до нашего прихода. Ты еще слишком слаб, и можешь отправиться назад... под землю...
«Жуки... кости... муравьи»
- Хорошо, – сказал я, проваливаясь в очередной кошмар.
***
Теперь я в школе. Единственный ученик в единственном классе. Здесь одна доска, один стол и один стул, пошарпанные, старые стены, и практически нет света. И учитель тоже один – это я сам. В строгом, черном костюме и широкополой шляпе набекрень. А десятилетний ученик сидит в одних трусах.