Страница 7 из 164
Разбилось зеркало
От рук моих неловких,
И отраженья исковеркало
Моих надежд негромких.
Стекло рассыпалось,
Напасти предрекая,
И пеплом все осыпалось,
Меня бедою нарекая.
Семь лет несчастий,
Бед, печалей пополам,
Семь лет ненастий,
Слез и горя по углам.
А сердце ведь бьется мятежною птицей,
И песнею вьется и хочет напиться
Весною, любовью, да видно не сбыться.
Но, все же не верит,
Упрямое сердцеГроза шаги мерит,
Захлопнулись дверцы.
Пусть некуда скрыться
Пусть никто не поможет
Живое сердце не может
Пред знаком дурным поклониться
Эшли
Оторвавшись от окна, я нахмурилась. Единственная вещь, которую я терпеть не могла в своей комнате, было зеркало в полный рост, неуклюже прислоненное к стене. Я не любила смотреть на себя в зеркало. Мари подарила мне его на четырнадцатилетие со словами: «Теперь ты стала девушкой и должна заботиться о своей внешности». Нет, Мари действовала из лучших побуждений, она же не знала, что мое отражение вызывает у меня чувство крайнего неудовольствия.
И сейчас, я готовилась подвергнуть себя экзекуции.
Я разделась, остались только майка и трусы, и села по-турецки перед зеркалом.
«Ну, же Эшли, давай посмотри на себя. Взгляни и оцени себя здраво, в тебе нет ничего, что могло бы привлечь Сандерса. Таким как он наплевать на твой глубокий внутренний мир. В лучшем случае тебя ждет неразделенная любовь! Оно тебе надо?»
Я сидела и рассматривала себя как микроба под микроскопом. С безжалостной тщательностью, не пропуская ни одного недостатка.
У меня были рыжие волосы, огромная копна, которая жила абсолютно своей жизнью. Кучеряшки завивались непослушными волнами и торчали в те, стороны, которые сами находили нужными. Ни какие чудодейственные средства укладки мне не помогали. Моя прическа напоминала стадо бестолковых баранов, которые неровным строем сбегали по плечам, заканчиваясь где-то на середине спины.
Стричься мне запрещала Мари: «Как ты можешь расстаться с таким богатством?»
«Да, очень даже могу!!!!» - возмущенно думала я, но про себя.
tбледная, почти белая с россыпью редких веснушек. Веснушки я тоже пыталась свести, но безрезультатно, только кожу обожгла. Губы слишком полные, я всегда старалась сжать их покрепче, дабы хоть как-то сгладить эту вопиюшую диспропорцию. Подбородок маленький, острый и, на мой взгляд, безвольный. А вот глаза мои мне более или менее нравились, карие с длинными черными ресницами. Я любому с гордостью могла сказать, что мои ресницы выдерживают вес трех спичек.
Ах, да, еще к числу моих бесчисленных «достоинств» относились две абсолютно разные брови. Одна дугой обвивалась над левым глазом, другая прямой стрелой летела над правым. Фамильная черта Ламаров.
Если мое лицо меня хоть как-то устраивало, то фигура пугала.
Нет, толстой я не была, так, как постоянно изводила себя всевозможными диетами. Уже не помню, когда в последний раз нормально ела. И, тем не менее, я была круглой. Везде. Круглые бедра, кругленький животик, коленки и все прочее. Изгибы моего тела были настолько крутые, что я сама себе напоминала порнозвезду, перекаченную силиконом. Больше всего негодования вызывала грудь, она как два эмалированных ведра возвышалась под подбородком, и доставляла мне всяческие неудобства. А по-большому счету, я ее просто стеснялась. Меня пугали нездоровые взгляды, бросаемые изподтишка и сальные подколки одноклассников. И я привыкла сутулиться, опускать плечи, носить вещи на выпуск или вообще на пару размеров больше, чем надо.
Что ж остались только ноги. Ноги как ноги. Не кривые, и на том спасибо. Только коротковатые, ростом то я не вышла, так метр тридцать в коньках и в кепке.
«Ну, и что из этого может понравиться Келу? Если к его услугам Лин. Тонкая, стройная и высокая. Ты не должна о нем думать. Вспомни, о худшем варианте. Вспомни, пускай – это больно, пускай невыносимо. Вспоминай. Давай же! »
Мой мозг напоминал мне огромный комод с выдвижными ящиками. Одни ящики я держала открытыми, в другие периодически заглядывала, третьи закрывала на тысячи замков и не открывала никогда. Даже если, треща и хлопая, запретная крышка пыталась открыться, я закрывала ее снова и снова, отгораживаясь от дурного воспоминания пустыми бытовыми проблемами, учебой, книгами. Да чем угодно, лишь бы не вспоминать. Наверно – это было трусостью, побегом от реальности. В душе я полностью признавала свою несостоятельность как бойца с проблемами, но так мне было легче выжить. И вот сейчас, я дрожащими руками открывала, наглухо заколоченный ящик, под на званием «Ник Фуртадо».
Если подняться над мутным облаком запретного воспоминания, и трезво взглянуть на ситуацию, то ничего особо страшного со мной не произошло. Так, обычная, тривиальная история, каких бывают тысячи. Но для меня она стала одним из жутких кошмаров.