Страница 23 из 102
На похоронах, куда отец меня затащил буквально на вторую неделю моего знакомства с ним, молодая вдова, на ногтях которой сияли крошечные бриллианты, сверлила меня ненавидящим взглядом. Ей в ответ летели не менее красноречивые взгляды Маркуса. А дед, поникший от горя, просто обошел вдовушку, как пустое место. Позиции тех, кто составил внушительную толпу, тоже разделились. Одни угодливо вились вокруг вдовы, другие, сурово поджав губы, поддерживали деда под руки, третьи кольцом обступили отца, защищая его от вероятных нападок. В общем, первый отцовский урок я усвоил крепко, и впечатление обо всех, кого мне довелось увидеть в тот мрачный день, оказалось впоследствии верным.
Может, нелогично в ожидании собственной невесты, тенью опускаться в толпу скорбящих, но свадебный обряд мне недоступен, ведь я же не могу смотреть за ритуалом в собственную честь? А по тому, как прощаются с человеком, можно многое понять и о жизни. И когда в выбранном мною селении я вижу траурную процессию, то почти не удивляюсь, как откликается мир на мои помыслы.
В здешнем мире умерших сжигают на ритуальном костре, а прах развеивают по ветру над рекой или морем. Так отдают дань четырем стихиям сразу, а чтобы душа благополучно достигла царства Сомнии, прощание проводят ночью, под зорким присмотром лун и сопровождение заунывных песнопений жриц.
И вот замечаю, что юных девушек не допускают к церемонии прощания, будь то даже близкими родственницами умершего. Девушки в возрасте от шестнадцати до восемнадцати лет – в списке потенциальных невест Смотрителя, и пока на них не падет жребий или они не выйдут из этого возраста, их максимально ограждают от всего, что составляет человеческую жизнь. Они не принимают участие в праздниках, или, как сейчас, в траурных церемониях, им не разрешено гулять в сопровождении молодых людей, если это не родич. Их не берут ни на ярмарки, ни на представления бродячих актеров, ни в поездки.
Им разрешено лишь пребывать дома или общаться с самыми близкими подругами во дворе. Такое впечатление, что их сразу готовят к затворнической жизни на моем острове. В принципе, вполне оправданные правила: чем меньшего лишаешься, тем проще свыкнуться с новой участью. Вот только вопрос: а откуда люди знают о том, что я на острове один? Они ведь никогда не осмеливаются направлять свои корабли в сторону моих владений. Или они просто выполняют заведенные много веков назад традиции, не вдумываясь в их смысл?
Странный мир, так упорно цепляющийся за ритуалы и верования. Впрочем, разве он хуже, чем тот, который я покинул. Религиозных фанатиков хватало и там, но еще люди гибли от цунами, пожаров и землетрясений. Здесь же смерть чаще всего – лишь закономерное завершение долгой и достойной жизни, не считая, конечно, пограничья, наполненного безжалостными кочевниками, которые убивают ради добычи.
Еще замечаю, что у ритуального костра собирается все селение, но потом, скорбеть за закрытыми ставнями, уходит лишь семья, никаких застолий. Четкие границы – в семье, в селении, в государстве. Да, между землями, разделенными между смотрителями, неплохо налажены торговые связи, но вот сниматься с места и переезжать в поисках лучшей доли или просто путешествовать мало, кому приходит в голову, а если и приходит, то, как правило, в пределах одного государства. Интересно, может, люди считают, что я могу покарать их, посчитав переезд под покровительство Терры или Игниса предательством? Про Акве я не говорю, ибо наши владения разделяет океан или весь материк, тут надо быть совсем отчаянным, чтобы забираться так далеко. И запреты не понадобятся, хватит и здравомыслия!