Таблетки

Время шло своим чередом, и где-то там, где высились и продолжают выситься стеклянные коробки, а по улицам мчались и продолжают мчатся быстрые машины, кто-то другой сходил с ума и продолжает сходить. Ведь каждому из нас суждено сойти с ума по-своему. Кому-то от любви, а кому-то от ненависти. Кому-то от счастья, а кому-то от горя.

Каждого из нас в свое время настигнет свое, персональное безумие.

 

***

Говорят, что время - лучшее лекарство. Не уверен, что это так. Я бы сказал, что время - это просто время. Оно никому не обязано и ничем не спровоцировано. Быть может, у времени есть куда более важная цель, чем отсчет наших жизней. Ведь время может существовать без нас.

Надежда - вот лучшее лекарство и, в то же время, самый страшный яд в истории человечества. Надежда, которая не давала людям погибнуть в голодные годы, в годы войны, во времена чумы и холеры. Надежда, которая заставляла людей идти на верную смерть, ослепляя их взоры.

Потеряв рассудок, стремительно возвратив его и столь же стремительно потеряв вновь, я понял, что без надежды все мои мысли и чувства были бы ничуть не важнее, чем исписанные плодовитым автором черновики после публикации романа.

Сидя у окна и наблюдая за тем, как Лиля гуляет с Максом по дорожке, проложенной меж деревьев в парке, я грел в себе надежду на то, что и я смогу однажды вот так пройтись со своей женой по парку. Я верил, что когда-нибудь найду свое истинное место в этом мире.

Она могла бы уйти в любую минуту. Просто развернуться, словить такси и умчаться прочь, позабыв о той жизни, что надломила ее однажды. Она могла бы начать все сначала с другим, ведь она имела ум и красоту, способные обезоружить любого мужчину. И я, быть может, стал бы спокойнее, узнав, что она где-то там, в окружении лучших мотивов, среди улыбок и красоты; что она далека от меня, но все же счастлива. Выдохнув и закрыв глаза, я выпил бы яд своей надежды.

Но она не уходила. Ее визиты становились редкими, но оттого лишь еще более желанными. И даже когда она гуляла с Максом по парку, я улыбался, потому что знал, что она все еще рядом со мной.

 

Я сидел в небольшом холле с книгой в руках. Читал не то Ремарка, не то Хемингуэя. Уже не помню. Что-то о любви и войне, как бы меланхолично и глупо это ни прозвучало. Медленно переворачивая страницы, я открывал для себя все новые и новые главы чужих жизней. То было для меня усладой среди серых и однообразных будней больницы. Я жил вместе с теми, кого когда-то выдумали. Неужели я снова искал ворота, ведущие в мир иллюзий?

Ветер стучал в окно, будто бы заставляя меня обратить на него внимание, ну а я не прочь был разглядеть его очертания, коснуться его пальцами рук. Быть может, именно тем самым ветром занесло в приют моей души ту самую молодую девушку, которую мне когда-то довелось угостить чашечкой кофе в ранний час.

Она узнала меня не сразу. И то не удивительно, ведь она помнила меня прилично одетым, слегка пьяным и лишенным всяких страхов мужчиной, который поступил с ней по совести. Никак не ассоциировала она тот образ с образом психически больного человека, кожа которого имела нездоровый оттенок, а взгляд и вовсе казался затуманенным и отстраненным.

Я улыбнулся ей. Она кивнула мне в ответ и замялась. Вероятно, не знала, как поступить дальше. Одна деталь очень радовала меня в ту секунду: она не была облачена в больничную пижаму, как я и другие постояльцы «приюта».

- Здравствуй, - начал я. Голос мой казался мне чужим. Так бывает, когда редко разговариваешь.

- Здравствуй, - эхом ответила она, и нижняя губа ее чуть опустилась, будто она захотела продолжить разговор.

Она стала чуточку старше. С момента нашей последней встречи черты ее лица приняли какую-то однозначно взрослую стройность и ту красоту, что присуща лишь девушкам с непростой судьбой. Это тяжело объяснить, но каждый, кто хоть раз ощущал присутствие духа борьбы в своем собеседнике, непременно поймет меня.

- Ты ведь не новая постоялица? - спросил я, не придумав ничего лучше.

- Нет. Меня на практику сюда направили. Университетскую практику, - она говорила медленно, почти вкрадчиво. С большей пылкостью общалась она со мной в то утро, когда мы с ней повстречались. - А вы?

- Ну, для университетских практик я уже вряд ли подхожу, да и одежда у меня... ну, ты сама видишь, - по моему лицу пробежалась меланхоличная улыбка. - Я на лечении. Шизофрения.

Мое признание несколько шокировало ее, хотя, если так подумать, не несло в себе какой-то необыкновенный для психбольницы смысл. Тут либо ты лечишь, либо тебя лечат. Как-то так получается.

- Неожиданная встреча, - усмехнулась она. - Извините, я так говорю, будто мы только начали беседу...

- С каких это пор мы разговариваем с тобой на «вы»?

- Прости, не хотела. Просто вырвалось.

Подхватив край юбки, девушка присела на соседнее кресло и внимательно всмотрелась в мое лицо.

- Я же так и не сказала спасибо за кофе...

- А я не сказал спасибо за хорошую компанию.

Возникла неловкая пауза, на протяжении которой мы смотрели друг другу в глаза. Странное, малознакомое чувство охватило меня.